Шрифт:
Закладка:
Неловкую ситуацию прервала классная руководительница, вошедшая в класс. Она поздравила нас с началом учебного года, продиктовала расписание уроков на первую неделю и провела первый урок, из тех, которые впоследствии будут называться уроками мира. Вторым уроком была математика, а после третьего, литературы, нас распустили по домам. На переменах я никуда не выходил, сидел за партой и читал принесённый с собой сборник стихов Марины Цветаевой. Дина, хоть и поднималась, из класса не выходила, и вообще, дальше трёх метров не отдалялась. Забавно!
Наконец звонок, и разрешение расходиться.
— Ну что? — спросил я Дину, поднимаясь из-за парты — не передумала вступать в группу?
— Не передумала. Только я не умею петь. Вернее, петь я люблю, но голос у меня очень тихий.
И тут я вспомнил, что Дина в нулевых годах за свой счёт издала два сборника стихов, причём стихотворения шли вперемешку по-русски и по-казахски. Бобрик очень хвалил её стихи, да и мне они понравились. Интересно, пишет ли она сейчас? Впрочем, есть только один способ проверить:
— Слышал, что ты пишешь неплохие стихи? — ляпнул я наугад.
Дина покраснела как пожарный гидрант.
— Кто тебе это сказал?
— Я и не помню кто, но помню, что очень хвалили.
— И что из этого следует?
— Понимаешь, Дина, нам нужен свой штатный поэт. Я готов поставлять мелодии, и на эти мелодии нужно писать тексты.
— Ну и как ты себе это представляешь?
— Очень просто: я сочиняю музыку, а ты на эту музыку накладываешь свои слова. Тут нужно понимать, что высокого искусства от тебя не требуется, как и высокой поэзии. Чем примитивнее текст, тем он доходчивее.
— Ты преувеличиваешь!
— Ну, разве что самую малость. Согласна?
— Конечно же, согласна!
— Тогда пойдём в актовый зал, я тебя представлю ребятам.
Разворачиваюсь, направляясь к нашей репетиционной базе, но Дина удерживает меня за руку:
— Юра, скажи честно, зачем ты меня зовёшь с собой? Разве ты не понимаешь, что для меня это совсем не игрушки? Да, я пойду с тобой куда скажешь, с делаю ради тебя всё что угодно потому, что я… Неужели ты этого не видишь?
— Поясни свою мысль, Дина.
— Когда ты согласился со мной сесть, я думала, что умру от счастья. А когда ты предложил быть рядом с тобой, то и умерла. Я до сих пор как в раю, Юрочка. Я как тебя увидела, когда ты перешёл в нашу школу, ещё тогда, в первом классе, так и влюбилась, а ты всё смотрел на этих смазливых и злых дурочек. Это несправедливо. Вот.
— Дина, славная ты моя девочка! Извини, но я тебя не люблю. В этом вопросе врать нельзя, поэтому говорю тебе чистую правду. Изменится ли к тебе отношение в будущем — не знаю, поэтому не нужно напрасных надежд, уж прости. Почему я тебя позвал? Всё просто: ты хороший, надёжный товарищ, на тебя всегда можно положиться, и я надеюсь, что мы с тобой сработаемся.
Уж не знаю, что я такого сказал, но лицо Дины озарилось такой радостью, что мне стало нехорошо: у девочки явно появился новый смысл жизни. Она стояла передо мной, задрав голову, поскольку на полторы головы ниже меня, и чёрные её очи сияли таким нестерпимым светом, что становилось страшно.
— Хорошо, Юра.
— Ну, тогда пошли.
Пока я на костылях ковылял до актового зала, Дина шла рядышком со мной.
— Слушай, Юра, а где ты купил себе такой рюкзак?
Рюкзак у меня шикарный, сшит по типу городских рюкзаков для коротких прогулок. Объём рюкзака около десяти литров, он имеет насколько отделений, и закрывается на пока дефицитные молнии. Длинных молний в продаже ещё нет, поэтому на каждый клапан установлено по две коротких. Карабины, трезубые застёжки и прочие разъёмы, которые там, в будущем, изготовляют штамповкой из пластмассы, здесь пришлось делать металлическими, причём сразу во многих экземплярах: отчим, Борис Иванович и Давид Исаакович тут же захотели и себе такие же рюкзаки, ибо это очень удобная вещь. Тут же свою долю потребовала и Ленуська, но я ей сшил рюкзачок попроще, но одновременно и самый оригинальный по нынешнему времени, в виде медвежонка. Ленуська теперь даже спит со своим рюкзаком, до того он ей нравится.
— Сам сшил. Если хочешь, могу дать тебе выкройки, сошьёшь.
— У нас нет швейной машинки, да и не умею я на ней работать.
— Ничего страшного, Дина, примерно к зиме, может ближе к весне, швейный цех при АТЭП будет шить рюкзаки, и я тебе достану такой же.
— Спасибо! — расцвела Дина.
* * *
Группа сидела на сцене какая-то пришибленная. Только мы с Диной вошли, как ребята с невнятными криками бросились навстречу:
— Юра, знаешь, во что мы вляпались? — громче всех заорал Кайрат.
— Не думаю, что во что-то страшное. — спокойно отвечаю — А где Ирина Сергеевна?
— Она у директора. А ты знаешь, что мы едем на областной конкурс?
— Ничего себе! Откуда областной, когда районного ещё не объявляли? И вообще, при чём тут район, у нас ведомственная школа, у нас руководство в Целинограде?
— Тихо, ребята! Я сам всё объясню! — гаркнул Кайрат, и уже спокойным голосом принялся объяснять — Тётка из РОНО, когда нас услышала, сразу сказала директору, что таких ВИА даже в Ленинском[40] нет, не то, что по совхозам. И что мы сможем достойно представить район на областном конкурсе самодеятельности, а может и в республике. Понял?
— Ну и прекрасно! Не я ли вам говорил, что группу мы создаём именно ради этого? Говорил?
— Говорил. Но кто же знал, что всё так и произойдёт, да ещё с первого выступления?
— Что с первого, даже я не догадывался. — признаю очевидное — А вот что насчёт всего остального, то получите и распишитесь.
— Здорово! Это получается, мы будем отдыхать от школы, пока будем кататься на конкурсы?
— Нет, Кайратик, тут ты крупно ошибаешься! Предупреждаю тебя и остальных: учиться нужно только на отлично, только в крайнем случае допуская четвёрки. Хорошо, что Гена ушел сам: с его успеваемостью в группе делать нечего.
— Что, и меня выгонишь? — тут же напрягся Валера.
— Друг мой, Валера, у тебя, насколько помню, в прошлом году была только одна четвёрка, по труду. Неужели ты допустишь снижения своих показателей? Надеюсь… Да что там! Я уверен, что этого не произойдёт. С уроками труда мы тебе поможем, а самое главное, в этом году мы начнём изучение автомобиля, так что тебе стыдно будет не знать его на отлично. Кайрат, тебе
