25 глава. Катя

— Сделайте хоть что-нибудь! Вот эта ватка — всё, на что вы способны?

— Что вы предлагаете?

— Укол там, капельницу какую-нибудь… таблетку, в конце-то концов!

— Ну, какой укол, Марк Анатольевич, какой? Не нужно так паниковать! У девушки просто обморок… Сейчас нашатырь понюхает и очнется!

— Ты, Машенька, позвала бы дядю-доктора сюда! Сама-то, наверное, вчера только школу закончила?

Органы чувств начинали работать как-то неравномерно. И сначала, почему-то включился именно слух — я начала понимать слова и различать голоса. Марк разговаривал с молоденькой девушкой, наверное, медсестрой. Которая при этом отвечала ему ласково и даже, кажется, немного кокетничала.

Потом вернулось осязание. И я поняла, что не просто лежу на какой-то горизонтальной поверхности, а меня еще и держит кто-то, гладит по волосам, а иногда даже трогает подушечками пальцев лицо! От осознания этого я вполне могла бы снова упасть в обморок, но именно в этот момент девушка поднесла к моему носу ватку с нашатырем и обоняние в ту же секунду тоже вернулось!

Стараясь увернуться от жуткого запаха, я распахнула глаза.

Я лежала на больничной койке Марка, тесно прижатая… к его груди. Здоровая рука его приобнимала меня за плечи, перебирала волосы… Под моим ухом гулко билось его сердце.

Я что… на него упала? Я ему, наверное, повредила все!

— Марк, — хрипло прошептала, пытаясь встать, отстраниться, оттолкнуться от него. — Я тебе больно сделала…

Рука прижала меня крепче. И некоторое время я так и лежала нам нём, пытаясь понять, что не так… Что именно так сильно волнует и пугает меня! Сначала дошло, что медсестры в палате уже нет и мы снова вдвоем. И только потом я поняла, что потеряла сознание ДО того, как меня потрогал мужчина, а не ПОСЛЕ! А вот сейчас лежу рядом с ним и…

Я даже прекратила все попытки подняться. Сосредоточилась на своих ощущениях. Замерла. Дышать перестала. Я знала, что последует дальше. Волнение должно очень быстро вырасти до состояния паники. Потом меня обязательно затрясет, как паралитика какого-нибудь. Потом… два варианта. Первый: я убегу и где-нибудь подальше отсюда успокоюсь, забившись в безлюдный уголок. Второй: меня ждет ещё один обморок, если убежать не получится!

Волнение было… Только какое-то странное волнение. Необычное. Совершенно непохожее на то, которое я испытывала, например, в маршрутке, если вдруг приходилось ехать на ней (что бывало о-очень редко — я передвигалась по городу только пешком или на такси).

Это волнение мое похоже… похоже не собиралось сегодня перерастать в панику!

Я приподнялась на локте и с удивлением, прямо-таки чувствуя, как округляются мои глаза, уставилась Марку в лицо! Он лежал на спине… Я на боку на самом краю больничной койки.

Я прикасалась к нему всем телом. Ноги вдоль его ног вытянуты. Туловище возле его туловища лежит. Рука! Рука на животе! На его животе! На футболке, конечно! Но все равно на животе у мужика!

И я почти спокойна! Ну, как спокойна… Не спокойна, конечно! Но до обморока далеко!

Когда он рассмеялся, я все еще круглыми от удивления глазами, осматривающими положение дел (тел), тут же перескочила выше и вгляделась в его глаза.

— Вот как только на меня не смотрели женщины! Но так, словно целовали мужика, а он вдруг превратился в жабу — никогда.

— Ты меня целовал? — уровень моего удивления зашкалил до отвисшей челюсти, и разум, наконец, вернулся — я достаточно медленно села на кровати, отдаляясь от Марка, а потом, сильно ускорившись, буквально перепрыгнула на стул, стоявший теперь практически в центре палаты.

— Хм… Нет, ну таких вопросов…

— Женщины тебе еще не задавали, — неожиданно для себя самой продолжила его фразу я.

Он рассмеялся… и я, явно теряя остатки разума, неожиданно для себя рассмеялась вместе с ним! И только потом мозг пронзила мысль, что лежа рядом с Марком на кровати, я ни на секунду не вспомнила ТО, что вспоминала всегда в те мгновения, когда ЛЮБОЙ человек оказывался слишком близко ко мне! Я совершенно не вспомнила то, что было со мною когда-то!

26 глава. Марк

Меня прямо-таки грызла совесть. Со всех сторон, как ни посмотри, я был виноват! Маринка звонила и просила возвращаться быстрее домой, вроде бы мать её совсем без меня с катушек съехала. Я, конечно, рассказывать ребенку об аварии не стал — к чему расстраивать её ещё и этим! Нужно было домой срочно.

Олег не говорил, когда звонил утром, что зашивается там на работе. Но по усталости в голосе, по коротким, отрывистым фразам, которыми он описывал положение дел, мне было понятно, насколько все плохо. На работу нужно было срочно.

Да и навестить отца Гриши Мерцалова тоже было нужно — вероятность найти у него мальчика, судя по информации, собранной по моей наводке Олегом, была достаточно велика. Кому-то нужно было ехать через две области в дикую глухомань, где в небольшом посёлке отбывал остаток своего срока Святослав Мерцалов.

А я лежал в больнице. И это — ладно бы, с кем не бывает! Но ведь мне в больнице нравилось! А особенно нравилась моя новая сиделка! Ох, чует мое сердце, когда она поймет, что я практически цел и невредим, несдобровать мне!

Катя кормила меня с ложечки, когда санитарочка принесла обед! И ничего, что у меня вообще-то правая рука цела… Мне нравилось, что она меня кормит! И я старательно играл роль несчастного инвалида, страдающего от боли. Даже, кажется, начинал в неё вживаться. Главное, чтобы доктор лечащий не вошёл невовремя…

Суп был невкусный — мутный, словно в нем муку размешивали, с разваренными макаронами. Но вкус его — без соли совсем, вязкий какой-то, я ощутил только при проглатывании первых двух ложек. Потом я уже не думал о супе. Если бы Катя только подняла взгляд, если бы только в мое лицо посмотрела! Я уверен, тогда вряд ли сумел бы ее поймать и удержать — убежала бы, совершенно точно! Но она занималась супом! А я занимался разглядыванием Кати.

Она была близко. Да, сидела на стуле возле моей кровати, но стул этот вплотную пришлось поставить. Набрав полную ложку, Катя наклонялась ко мне и… тонкая цепочка скользила, чуть поблескивая, по ее шее, трогая кожу. А кожа эта была на вид такая нежная,