Те не сразу поняли, что происходит, когда со стороны раздался крик по-русски, а затем все пленные, как по команде, упали на землю. Все же этим пулеметчикам пришлось хуже: хоть целей было и не так много, но они были рассредоточены, и скосить всех одной очередью не получилось. Но тут помогли остальные пехотинцы, однако все же убить всех немцев не удалось. Сказалась несогласованность бойцов: в одних немцев стреляли аж по нескольку человек, а в других – ни один.

В живых осталось трое немцев, которые, поняв, в чем дело, тут же попадали на землю, и теперь стрелять в них было опасно: можно было попасть в своих. Вот только стрелять больше не пришлось: пленные, как оказалось, не просто лежали на земле, а внимательно отслеживали происходящее вокруг них, и, увидев, что в живых осталось всего несколько конвоиров, набросились на них сами. Короче, этих немцев забили пленные, выместив на них всю свою накопившуюся злобу за плен, за унижения, за убитых по дороге товарищей. Немцы были в своем репертуаре, и потерявших силы пленных, которые не могли больше сами идти, отстреливали. Единственный шанс уцелеть у таких пленных был, если их подхватывали товарищи и не давали им упасть.

Вот сейчас это все и аукнулось трем уцелевшим – правда, совсем ненадолго – конвоирам. Они, наверное, еще успели позавидовать своим товарищам, которые умерли легко и быстро. Этих конвоиров били до тех пор, пока от них не остались только окровавленные куски мяса. Сначала их били ногами, а потом, подхватив карабины убитых охранников, стали бить прикладами. Избиение продолжалось минут пять, пока не прекратилось. Я этому не препятствовал: люди должны были спустить пар. И откуда у них только на это взялись силы? Видно же было, что все замученные, а тут такой выплеск энергии.

Наконец, все угомонились, и я громко произнес:

– Товарищи, нашей механизированной маневренной группе остро необходимы танкисты, водители, саперы, артиллеристы и минометчики. Всех, кто относится к данным категориям военнослужащих, прошу выйти из колонны и представиться. Для вас это лучший выход: вы уже один раз, можно сказать, нарушили свою присягу, когда попали в плен, а я даю вам хороший шанс искупить этот проступок.

Пленные с недоумением уставились на меня… Ну еще бы, девка, молодая девка, пускай и танкистском комбинезоне, но, можно сказать, командует ими.

Почти сразу из колонны вышел командир с четырьмя шпалами и спросил:

– А ты кто такая будешь?

– Я командир механизированной маневренной группы, сержант Надежда Нечаева.

– Вот что, сержант, поступаешь вместе со своим подразделением под мое командование!

– А вы кто такой, чтобы брать надо мной и моими людьми командование?

– Полковник Сорокин, командир энского пехотного полка.

– А у вас, товарищ полковник, документы имеются, что вы действительно полковник и действительно командир полка?

– Какие документы? Их немцы забрали…

– Тогда твой номер восемь, когда надо – спросим! Свой полк угробил, сам в плен попал и теперь решил и мою группу под монастырь подвести?! Ты теперь никто, и звать тебя никак. Вот если выйдешь к своим и сможешь им доказать, что ты действительно полковник и тебя не завербовали немцы, тогда и будешь права качать, а пока не путайся под ногами и не мешай воевать как надо!

Это слышали все: и пленные, и мои бойцы.

И тут ко мне подскочил лейтенант Горячих, который, вскинув руку к виску, доложил:

– Товарищ командир, ваше приказание выполнено! Противник уничтожен, наши пленные освобождены! Потерь среди личного состава и пленных нет! Жду дальнейших приказаний.

Вот ведь шельмец, но как он вовремя решил показать пленным, кто тут командует, и даже меня назвал не по званию, а просто – товарищ командир. Хотя чему удивляться, уже все в группе знают, кто тут все планирует, а также то, сколько вражеских танков я лично уничтожила на своем танке и сколько вместе с другими бойцами.

На фоне общего отступления и поражений действия моей группы были более чем успешны. Также бойцы и командиры видели, что я никого не бросаю на убой, а все наши операции продуманы, и мы почти не несем потерь, при этом нанося противнику очень болезненные удары. А желающих снова попасть под командование очередного дуболома со шпалами ни у кого нет: как говорится, дурных нема.

Я, повернувшись назад, махнул рукой, и пленные обалдели: взревев моторами, на них от края леса поехали кусты. Все наши танки были замаскированы срубленными ветками и издали напоминали гигантские кусты, и сейчас эти зеленые горы приближались к нам. А следом за ними появились грузовики и трофейные бронетранспортеры. Пока наша техника приближалась и пересекала дорогу, пленные пришли в себя и согласно моему приказу быстро перестроились с учетом своих военно-учетных специальностей. Никого оставлять я не стал, забрал всех, хотя это и получилось с трудом: просто не хватало мест для них на технике и в машинах.

Кстати, оба немецких мотоцикла и грузовик уцелели: пулеметчики стреляли так, чтобы не повредить их. Мотоциклы вообще не получили ни царапины, а вот грузовику досталось. И хотя мотор и ходовая не пострадали, но борта и кабина представляли собой решето. Но главное, машина была на ходу.

Мы удалялись от дороги, правда, перед этим трупы немецких солдат оттащили к опушке леса, чтобы они не бросались в глаза. Пускай немцы подольше будут в неведении, где именно пропала колонна военнопленных. Конечно, надолго в тайне это не останется: зная, откуда и куда она вышла, опросят посты по пути ее следования и определят, на каком участке маршрута она пропала; вот там и проведут поиск, но будет уже поздно.

Кстати, конвоиров частично раздели и полностью разули: многие пленные были босиком, или у них отсутствовала часть обмундирования. Вот тоже, этот вопрос теперь предстояло решать мне, как и то, где добыть новый транспорт и продукты. С учетом этого пополнения наши запасы резко уменьшатся, кормить-то теперь надо больше народу, так что продуктов у нас дня на три-четыре, это если норму не уменьшать. Одна надежда на наших немецких снабженцев, у них даже и деликатесы есть, которые обычный советский человек и в глаза не видел, и слыхом про них не слыхивал.

А вечером на нас вышла небольшая группа окруженцев, интересная такая группа. Это были шестеро бойцов БАО. Как оказалось, в тридцати километрах отсюда располагался наш аэродром, большой аэродром, и даже с бетонной полосой. А я как-то упустил это из виду, хотя и слышал, что самая лучшая ПВО – это наши танки на их аэродромах.

Непорядок. Надо срочно исправлять это упущение, и чем скорей, тем лучше. То, что немцы станут использовать наш стационарный аэродром, это и к гадалке не ходи. Бетонная полоса и вся инфраструктура – да они в этот аэродром мертвой хваткой вцепятся, так что рупь за сто, что они уже если и не используют его, то наверняка подготавливают к использованию. А ведь это не только техника и персонал, но и топливо, и продукты, причем высококачественные, так как летчиков кормить отбросами не будут. Бензин, правда, авиационный, но грузовикам он пойдет, это заливать бензин с меньшим октановым числом не рекомендуется, а вот наоборот – даже поощряется. Да и наши БТ тоже на авиационном бензине ездят, их двигатели в девичестве авиационные, а солярку, надеюсь, мы еще найдем.