Но что сделано, то сделано, и назад уже не поворотишь, так что придется их только пожалеть и в следующий раз быть сдержанней. Хотя думаю, следующего раза не будет, по крайней мере, в ближайшее время и с этими бойцами. Как говорится, наглядный пример налицо.

А вот на следующий день настала полная жопа. Я обычно, когда нам надо было пересекать крупные дороги, вначале высылал разведку в обе стороны от места пересечения минимум на километр, и только когда немцев или не было совсем или было небольшое подразделение, тогда начинал пересекать со своим отрядом дорогу. И то, если нам необходима была скрытность, мы дожидались момента, когда никого не было для пересечения дорог. А тут этот дебил, который Заварзин (причем это не оскорбление, а простая констатация факта), не только не стал высылать разведку, но и решил пересечь дорогу с боем. Он, видите ли, решил, что раз у него теперь полноценный батальон с бронетанковым усилением, то ему теперь сам черт не страшен.

По дороге двигалась немецкая пехотная колонна, как минимум батальон, а Заварзин даже не дал указаний провести разведку. Перед нами, на расстоянии метров двухсот, двигался передовой дозор, и это все. Ни бокового охранения, ни разведки по пути следования, ни арьергардного прикрытия – ничего не было. Мы даже не знали, сколько противника уже прошло и кто идет следом. Короче, Заварзин, как бык, которому прищемили яйца и перед носом повесили красную тряпку, рванул вперед, вернее приказал нам атаковать немцев с ходу. Да тут еще и до этой самой дороги надо было не менее полукилометра двигаться по открытой местности.

Короче, внезапного нападения не получилось, и у немцев оказалось достаточно времени, чтобы приготовиться к бою. Они вполне успели перестроиться из походной колонны и занять оборону: залегли вдоль обочин, а сзади показались две противотанковые батареи, которые моментально развернули против нас и приготовили к бою. Причем получилось так, что эти батареи били нам во фланг. Мне пришлось срочно переносить весь огонь на эти батареи, так как они оказались наиболее опасны. И вот тут сработал закон подлости, сказалась вопиющая безграмотность Заварзина. Не проведя разведки, мы не знали всех сил противника.

Услышав звуки боя, немецкие части, которые уже тут прошли, повернули назад, а следовавшие за этим батальоном, наоборот, ускорились. Короче, с левого фланга появились немецкие самоходки, «штуги», вещь довольно неприятная. Низкие и приземистые, с довольно неплохим бронированием и 75-миллиметровым орудием, правда, пока еще короткоствольным, но все равно достаточно опасным. А с левого фланга появились немецкие танки, причем это были не легкие Т-3 или «чехи», а считавшиеся тяжелыми Т-4 с теми же 75-миллиметровыми орудиями. В итоге посередине залегла немецкая пехота, а с флангов по нам ударили самоходки и танки.

Я тут же приказал начать выцеливать танки, как наиболее опасные цели, но противника было тупо больше. То с одной, то с другой стороны начались попадания в мой танк. С километрового расстояния и учитывая низкую скорость снарядов, они лишь бессильно бились в нашу броню, но все равно было очень неприятно. К тому же хоть вражеские снаряды и не могли пробить нашу броню, но вот осколки от сколов собственной брони были, хоть и небольшие. А потом нас обездвижили: снаряд перебил нам гусеницу, и мы встали. Это не была игра в одни ворота: то тут, то там вспыхивали немецкие танки и самоходки. Но вся проблема была в том, что к немцам постоянно подходило подкрепление, а нам его взять было неоткуда.

Уже ясно было видно, что нам тут не прорваться: учитывая подошедшее подкрепление, тут уже явно не меньше полка. Будь мы в обороне, да на подготовленной позиции, то еще можно было бы трепыхаться, а так мы теряли один танк за другим. Уже почти все наши бронеавтомобили и трофейные бронетранспортеры горели, и не менее половины пехотинцев лежали на земле убитыми.

Поняв это, я приказал своему экипажу через эвакуационный люк в днище танка покинуть КВ и пробираться назад. Поскольку танк не горел, мы, забрав все личное оружие и трофейный МГ, а также сидоры с НЗ, спокойно вылезли и стали ползком пробираться назад к лесу. Гибнуть просто так из-за дурости Заварзина я не хотел. Ведь можно было не мчаться впереди паровоза, выслать разведку, дождаться удобного момента, но нет, мы ведь теперь самые крутые, нам все побоку, вот и нарвался урод. Черт с ним, но ведь этот мудак и мой отряд угробил! А сколько можно было бы сделать еще, если бы не он! Да его за это убить мало.

Уже всем стало ясно, что прорыв через дорогу не удался: противника слишком много, и главное, к нему продолжают подходить подкрепления. Если с левого фланга, кроме самоходок батальона пехоты, больше никого не было (видно, остальные немецкие части уже достаточно далеко ушли от места нашего несостоявшегося прорыва), то с правого фланга подходили все новые подразделения, в том числе и танки. Учитывая все это, наши бойцы даже без приказа начали отходить.

Заварзин вместе со своим штабом уцелел, но тут ничего неожиданного не было, ведь он не шел в атаку в первых рядах. Все основные потери понес мой отряд, так как именно он и был главной ударной силой и шел на острие прорыва. Мы потеряли практически всю бронетехнику и не менее половины бойцов. Хорошо еще, что грузовики стояли позади, ожидая, когда можно будет двинуться вперед.

Добравшись со своим экипажем до леса, я бросился к грузовикам, одновременно приказывая своим бойцам отступать, и тут столкнулся с Заварзиным.

– Куда?! – заорал он.

Но мне уже было наплевать и на него, и на субординацию. Я не собирался терять остатки своего отряда из-за прихоти этого идиота.

– Пасть заткнул, дебил!

– Что?!

– Через плечо! Ты дебил! Причем это не оскорбление, это констатация факта! Так бездарно в первый же день командования угробить бронетанковый отряд – это постараться надо! Без разведки, без подготовки броситься на противника, ничего не зная о его силах! Сейчас видно, что ваш девиз «слабоумие и отвага». Я не желаю гробить остатки своего отряда. До встречи с вами я вполне успешно громила противника с минимальными потерями, но как только командовать стал дебил, так сразу отряд потерял всю бронетехнику и не меньше половины личного состава без особого урона противнику.

– Да я тебя!..

Одновременно с этим подполковник попытался вытащить из кобуры свой ТТ, но вдруг остановился, замер и замолчал, так как все мои бойцы, и не только члены моего экипажа, которые были рядом и все это слышали, направили на него свое оружие. Даже те из бойцов, которые присоединились к нам последними, наглядно видели, что я не вступаю в бой без тщательной разведки и подготовки. Да и рассказы старожилов о уже прошедших операциях показывали, что ими никто не будет бездумно жертвовать. А тут вышедший к нам подполковник, который принял на себя командование, уже на следующий день бездумно бросил нас в бой, и в итоге – потеря всей бронетехники и половины личного состава. Служить под командованием такого командира никто не захотел, вот они меня и поддержали.

Заварзин заткнулся и побледнел, когда на него уставились десятки стволов, а потому и промолчал, когда я ему заявил: