После того как она обнаружила их спящими на складе, Фарух-Лейн принялась собирать любую информацию о них. Она начала с хранившихся в УБН данных на каждого участника группы, в том числе и на нее, и продвигалась все дальше с тем же усердием, с каким когда-то исследовала Зетов. Ее интересовало, есть ли у Модераторов что-то общее друг с другом.

Если они были грезами, следовало выяснить, приснил ли их один и тот же человек.

Однако насколько она могла судить, все Модераторы принадлежали к разным слоям населения. И казалось, каждый из них имел за плечами многолетнюю историю пребывания в обществе с доказательствами в виде телефонных счетов, школьных табелей и записей о зачислении на службу. Во всяком случае, не создавалось впечатления, что их создали с каким-то грандиозным умыслом.

– Со мной играют, – сказала Фарух-Лейн Лилиане. – Кто-то попросту меня разыгрывает.

Лилиана, расположившаяся в кресле в углу гостиной, подняла взгляд. Она то ли мастерила, то ли гладила что-то пушистое, двумя блестящими щетками прочесывая нежно-голубой клубок меха.

– Мне кажется, ты ошибаешься.

– Да, – сказала Фарух-Лейн. – Наверное. Я главная простачка в этом театре абсурда. Всех членов команды отобрали за их полезные для проекта навыки, помимо того, что они имели опыт общения с Зетами. А почему взяли меня? В качестве талисмана на удачу.

– Но у тебя отлично получалось находить Зетов.

– Только тогда, когда они этого не знали. Я еще не показала себя. И… ей обязательно слушать музыку так громко? – Фарух-Лейн заткнула пальцами уши, но все равно слышала музыку, доносившуюся из подвала: какая-то озлобленная девица под неистовый бит пела что-то про войну.

– По крайней мере, она чем-то занята.

– Кроме наркотиков. – Фарух-Лейн открыла таблицу, в которой перечислила всех известных ей жертв Модераторов. Тех, кого Кармен помогла выследить, и тех, кого упоминал первый Провидец, с которым она работала. Список получился длиннее, чем она ожидала. Ей не нравилось смотреть на эти строки, но она не стала отводить взгляд. Она тоже была в этом замешана.

– На днях она спросила, сколько мне лет, – сказала Лилиана. – И не кажется ли мне, что ты в поисках «горячей молодой штучки».

Фарух-Лейн пыталась понять, когда Модераторы впервые приняли решение об убийстве Зета. Федеральные контакты оказались не столь полезными, как она рассчитывала; очевидно, Модераторов передали в ведение Управления по борьбе с наркотиками посредством Министерства внутренней безопасности и ЦРУ. Никто не желал официально нести за них ответственность, но и распускать их тоже не спешили.

Фарух-Лейн оторвала взгляд от экрана.

– Она имела в виду себя?

Лилиана одарила ее задорной улыбкой.

– Мне нужно их разбудить, – внезапно выпалила Фарух-Лейн. – С помощью, как его называют: живительного магнита.

Лилиана отвлеклась от расчесывания меха. Женщина выглядела обеспокоенной.

– Я предпочитаю жить без них и дальше, а ты?

– Я не могу оставить все как есть. Из-за них погибли люди. А я помогала им искать жертв. Мне нужно знать, зачем они это делали. – Фарух-Лейн помолчала. Так резко пойти на попятную было совсем не в духе Лилианы. – Верно? Или я что-то упускаю?

Лилиана, казалось, погрустнела.

– Нет, ты права. Видимо, я привыкла идти самым безопасным путем. Ты же выбираешь вариант, приемлемый для тебя с точки зрения морали. Думаю, стоит попробовать пожить, следуя твоему правилу.

Отложив ноутбук в сторону, Фарух-Лейн подошла к Лилиане и поцеловала ее в висок.

– Не волнуйся, ради тебя я выберу безопасный путь. Если мы… ох уж эта музыка.

Фарух-Лейн пересекла комнату и спустилась в подвал, вызывая в памяти образ, который всегда помогал ей сохранять спокойствие. Перышко, плавающее на безупречно гладкой поверхности озера. Я – перышко. Я – перышко.

Как только она оказалась у подножия лестницы, ее приветствовал вид Хеннесси, сгорбившейся на табурете словно горгулья и покрывающей краской холст в окружении внимательной публики, состоящей из раздавленных банок из-под газировки и пива. Она курила. В центре рабочего стола валялась дохлая мышь, уложенная настолько идеально, что, очевидно, ее поместили туда специально.

И, само собой, из старого радиоприемника гремела музыка.

Фарух-Лейн выдернула шнур из розетки.

– Я пытаюсь работать.

– Когда я могу забрать свой меч? – спросила Хеннесси, не отрываясь от холста.

– Полагалось выполнить ряд условий. А ты не выглядишь трезвой.

Хеннесси продолжала наносить краску на холст.

– Условия выполнены, милочка!

– Значит, я могу взглянуть на портрет?

С широченной ухмылкой на лице Хеннесси отодвинулась на стуле, подпуская Кармен ближе к картине. Девушка выглядела такой довольной, что Фарух-Лейн не сомневалась – ее ждет очередная пакость. Неужели она действительно собирается отдать смертоносное оружие в руки такой сумасшедшей личности, как Хеннесси, просто потому, что та написала портрет? Фарух-Лейн пообещала. Так что стоит хотя бы взглянуть на результат.

Картина оказалась ужасной.

И в то же время потрясающей.

Хеннесси еще не закончила. Отдельные элементы были доведены почти до совершенства, в то время как другие только обретали форму. На каждой горизонтальной поверхности вокруг валялись предварительные эскизы. Женщина на холсте не улыбалась. Она стояла, опираясь ногой на перекладину стула, а локтем на его спинку. На ней был деловой костюм с распахнутым пиджаком, позволяющим увидеть блузку под ним, соблазнительно развевавшуюся на ветру. Никакой голой кожи, только шелк, но и этого оказалось чересчур.

На портрете была изображена не Лилиана. На нем была Фарух-Лейн. Хеннесси с невероятной точностью удалось передать позу, которую Фарух-Лейн время от времени невольно принимала. Костюм ей не принадлежал, но был вполне в ее вкусе. Руки принадлежали ей, горло тоже, как и четко очерченные пухлые губы.

Портрет был невыносим.

Вовсе не потому, что он плохо удался, и не потому, что его героиней стала не Лилиана, а она. Почти осязаемая мягкость шелка, прикрывающего ее грудь, тоже была ни при чем.

Он был невыносим, потому что Хеннесси изобразила в ее глазах яркий отблеск пламени.

В зрачках ее двойника с портрета безошибочно мерцал огонек разгорающегося пожара, на который героиня безучастно взирала. Неужели этой женщине плевать, что мир в огне? А может, она подожгла его сама?

– Ты… – начала Фарух-Лейн. Однако не нашла слов, чтобы закончить предложение, не выдав Хеннесси своей реакции, на которую та безусловно рассчитывала. Поскольку девушка по-прежнему сидела рядом, откинувшись на спинку стула в крайне типичной для себя позе, и выглядела счастливой, как никогда, в полной мере наслаждаясь реакцией Фарух-Лейн.

– Я не понимаю, почему ты так себя ведешь, – проговорила наконец Фарух-Лейн. – Не знаю, чего ты от меня хочешь, – она почувствовала, как ее щеки вспыхнули от собственных слов. – Все, о чем я просила – написать портрет Лилианы. А