Перед тем как закрыть за собой дверь, Адам произнес в темноту:

– Alter idem.

13

На долгие годы Амбары стали раем для Мор и Ниалла.

Это было великолепно – обладать такими просторами.

Раздолье полей! Раздолье сараев! Раздолье лесов! Раздольная жизнь! Растению не вырасти больше размеров своего горшка, а прежним Мор и Ниаллу их горшки стали малы.

Они с восхищением наблюдали за сменой времен года. Первое лето подарило столько часов палящего солнца и проливных дождей, что казалось, в сутках их больше двадцати четырех. Все вокруг зазеленело как в сказке. Осень выдалась пронзительно красной. По утрам над скошенными полями, почти скрывая их из виду, клубился белый туман. Вечерами в воздухе пахло дымом невидимых костров и разносился стрекот сверчков, прощающихся с летним зноем. Снег зимой валил так основательно, что казалось, белое Рождество – норма в этих краях (а это было не так). И когда наконец Мор и Ниаллу наскучило скрываться от стужи в фермерском доме, в лесу распустились весенние папоротники, из-под недавно отремонтированного крыльца выглянули крокусы, а над головой раскинулось чистое и безмятежное небо нового года.

Было чудесно наблюдать, как Диклан подрастает на земле, которая в будущем станет его королевством. Он рос спокойным ребенком, послушным мальчиком, с почти инстинктивным умением избегать угроз, подстерегающих любого малыша. Не было нужды переоборудовать фермерский дом для его безопасности. Однажды Диклан слегка подавился соской, и после этого случая каждый раз приходилось доказывать, что все, что кладут ему в рот, является едой. Он был смышленым малышом.

Грезить здесь было великолепно. И вскоре Амбары начали загромождаться всякой ерундой. Ниалл вбил себе в голову, что хочет стадо крупного рогатого скота. Он потратил уйму времени на чтение книг о коровах. Он вел разговоры о коровах, смотрел программы о коровах, рисовал коров, пытаясь спровоцировать свое подсознание на сны о коровах, коровах, коровах. Однако приснить их у него не слишком получалось. Чаще всего он просыпался с пустыми руками или с прихваткой в форме коровы и прочими коровьими безделушками. Но время от времени трюк все же удавался, и тогда Мор в ярости обнаруживала, что у них поселилась еще одна корова, а разномастное стадо перед домом медленно, но верно растет.

И было здорово не являться объектом охоты. Хоть на время.

Как-то раз Ниалл ворвался в дом с неожиданной для него прытью. Ниалл не отличался целеустремленностью. Скорее он был из тех, кто любит блуждать, из тех, кому с любой дорогой по пути. Мор дремала на потертом диване; он встряхнул ее, чтобы разбудить.

– Она нашла нас. Не знаю, как ей это удалось, – сказал Ниалл. – На самом деле, конечно, знаю. У нее на это нюх. Внутри ее магнит жадности, который безошибочно ведет ее на север. Прямиком к нам! Ты оказалась права. До чего же пронырлива эта ведьма. Ты когда-нибудь видела женщину, которая жила бы так далеко от пряничного домика, чтобы с такой регулярностью пожирать детей? Ты еще не проснулась? Пресвятая Мария, моргни, если ты меня слышишь.

Мор была парализована, это случалось и с ней, и с Ниаллом после удачного сна. Во время такого паралича сновидец всегда наблюдал за собой сверху, как будто его тело больше ему не принадлежало. Зная об этом, Ниалл поднял глаза к потолку, пытаясь угадать, откуда на него смотрит Мор. Он беспокойно ерзал, дожидаясь, когда она шевельнется. Вырвал из ее рук серебристо-голубые дубовые листья.

Им обоим часто снился Лес.

– Почему ты решил, что она нас нашла, ты что-то узнал? – спросила Мор, придя в себя.

– В «Лотос Март», – ответил Ниалл, имея в виду единственную заправку в Сингерс-Фоллз, крошечную станцию без названия, пристроенную к автомастерской. Здесь продавали сэндвичи с картофельным салатом и карри, к которым пристрастились Ниалл и Мор. – Динеш сказал, что приходила женщина, которая разговаривала так же, как мы. Я спросил, как она выглядела, и он ответил, что она похожа на меня. Имея в виду… – он похлопал себя по груди. – Разумеется, не себя.

– Это может означать все, что угодно, – сказала Мор, поднимаясь с дивана. С подушек вокруг нее посыпались желуди. – Черноволосая женщина со странным акцентом.

Ниалл удрученно оглядел гостиную, рассматривая разбросанные грезы, захламляющие комнату. Они не утруждались соблюдать секретность в стенах дома. Внезапно он спросил:

– Кстати, где он? Где Диклан?

– Задремал, – ответила Мор. – Я предложила ему прилечь со мной на диване, но ты же знаешь, как этот ребенок любит следовать правилам. Он сказал: «Спать можно только в кровати». Я спросила, чем тогда, по его мнению, он занимался недавно в машине, и он даже не улыбнулся. – Любовь моя, ты правда думаешь, что это она?

Любовь – так Мор называла Ниалла. И каждый раз это слово звучало так, словно она произнесла его впервые. А ту, о ком шла речь, звали Мари Линч, она была матерью Ниалла. Эта женщина принадлежала к той породе, что опасна далеко не для всех, а как правило, лишь для тех, кто связан с ней кровными узами.

– Это она, – прервал его новый голос.

У нее были столь же темные волосы, как у Ниалла. И его пронзительные голубые глаза. Его рост. Но если благодаря своей энергетике он казался живым и обаятельным, то эта женщина выглядела бессердечной и властной.

Она крепко сжимала в руке ладошку Диклана. Мальчик не протестовал. Он только взглянул на своих родителей со слишком серьезным для малыша выражением лица и каким-то усталым взглядом, казалось, говорившим, что он знает о том, как опасен мир, и очередной раз в этом убедился.

Ниалл и Мор не сводили глаз со своего сына.

– Спасибо за теплый прием, – сказала Мари. Как заметил Динеш из «Лотос Март», в ее речи действительно слышался тот же акцент, что у Ниалла и Мор. – Ничто так не порадует мать, как то, что ее бросили торчать на холоде.

Они не видели мать Ниалла с тех пор, как покинули Ирландию. Мари не была единственной причиной их отъезда, но входила в тройку главных, особенно после смерти отца Ниалла (водка постепенно стерла его личность, как время стирает буквы на вывеске).

Любил ли ее Ниалл?

Ненавидел ли он ее?

Он надеялся никогда ее больше не видеть, что, впрочем, не могло послужить убедительным ответом на эти вопросы. Его мать представляла собой злодейку из разряда самых близких, тех, чье присутствие одновременно