Шрифт:
Закладка:
Встаем рядом и молча любуемся открывшимся видом — лежащий внизу зеленый ковер из сосновых крон обрывается, сменяется бурыми пространствами выжженных полей, что тянутся до автомобильной развязки, петляющей в десятке километров отсюда у домиков пригородного поселка.
— А мое место силы здесь.
Че снимает рюкзак, бросает его на искрящуюся поверхность рубероида и садится, продолжая разглядывать странный пейзаж пронзительно зелеными глазами. Сесть рядом не решаюсь: на мне единственные новые джинсы, которые рассчитываю носить весь предстоящий учебный год. На миг померещился ядовитый смех Ви из сна-воспоминания.
Че находит мою ладонь, тянет за нее и настойчиво усаживает меня к себе на колени. Происходящее ошеломляет, тело не в силах его принять. Опускаю голову на грудь Че и пытаюсь перевести дух.
— Давно хотел спросить: почему ты Солнце? — слышу я его шепот. — То есть я знаю, почему называю тебя так, но откуда это вообще пошло?
— Не помню! — Пожимаю плечами и улыбаюсь. На самом деле я просто не хочу, чтобы он об этом знал.
Почти засыпая в теплых объятиях от нехватки кислорода (поверхностное дыхание не может его дать), почти не чувствуя пульса и не помня имени, я слежу за ползущими по небу обрывками туч — они лучше солнца. Кто-то по-настоящему хороший и любимый всем сердцем рядом — я без спроса взяла эти мгновения у вечности и, если потребуется, расплачусь за них жизнью.
— Таня, я ведь не все тебе сказал, — после долгого молчания раздается под моим ухом голос, и холодная иголка ужаса пронзает тело.
— О чем?
— Ты, возможно, думаешь, что я хотел выбить клин клином, что с моей стороны был какой-то расчет… — Че пару секунд собирается с мыслями и продолжает: — Но там, в ту ночь, в твоем месте силы, я просто поверил, что существуем только мы и никаких призраков между нами нет. Поэтому знай: я был с тобой. Я никому не мстил, даже не думал об этом. Я был с тобой.
Закрываю глаза и оказываюсь в черной глубине космоса, там, где летают недосягаемые мечты. Я смогла дотянуться до них, и самая главная только что стала реальностью.
— Я тоже, Артем. Потому что я тебя… — слова вырываются из сердца, но последнее так и остается не сказанным.
Незачем. Ни к чему.
Реальность покинутых людьми мест искажена, похожа на сон со своими законами и парадоксами: после часа, проведенного здесь, я уже не думаю о проблемах, что остались далеко внизу, не помню о времени, забываю о том, кто я, откуда пришла и куда двинусь дальше.
В ранних сумерках кутаюсь в мягкую толстовку, хранящую тепло Че, с трепетом наблюдаю за точными движениями его обвитой татуировкой руки, чувствую едкий химический запах вырвавшейся на свободу краски и завороженно молчу: есть от чего.
Таланты других людей всегда привлекают мое внимание, но душа при этом не остается чистой — ее наполняют удивление и восхищение с примесью досады и зависти. У меня нет талантов, это очевидно, а рифмы, что я навечно привязываю к бумаге, — лишь способ уйти от реальности. Они помогают верить в то, что я не такая, как мать, и что окружающая меня убогость не навсегда.
Че я восхищаюсь совершенно искренне. Красивый, с хорошими манерами, он талантлив во всем. Че умеет поддержать любой разговор и обезоружить улыбкой, ему под силу идти по жизни с высоко поднятой головой, и никакая грязь не запятнает его образ. А еще он замечательно рисует. Не разбираюсь в стилях, направлениях и жанрах уличного граффити, но от усталых зеленых глаз, которые Че за пять минут изобразил на стене лифтовой шахты, перехватывает дух — я узнаю взгляд, что ловила сегодня в отражении мутного зеркала в своей тесной комнатенке.
— Это… я? — Пораженно моргаю, и Че кивает:
— Ты. — Он протягивает мне баллончик с черной краской. — Твоя очередь. Давай, ударь вандализмом по меланхолии и грусти! И впредь пусть твои глаза смеются!
Нерешительно забираю краску, топчусь у кирпичной стенки, прищуриваюсь. Через всю кладку тянутся витиеватые разноцветные надписи, оставленные неведомыми людьми. Призрачное безмолвие сохранило их голоса, и обрывки веселого смеха до сих пор эхом раздаются в эфире… Или же это ветер внизу сгоняет с ветвей испуганно кричащих птиц.
Че задумчиво наблюдает за мной.
— Не умею я рисовать, прости, — сообщаю растерянно и, робея под его взглядом, дрожащей рукой вывожу неровный круг и лучи, идущие от него во все стороны.
— Вот теперь у нас есть доказательство того, что ты тоже здесь была! — удовлетворенно кивает он и вдруг улыбается. Наверное, так он улыбается лишь самым близким и родным людям — спокойно и светло. Как же он прекрасен.
Томление растет, давит изнутри. Спохватившись, что слишком долго смотрю на Че, поспешно отвожу взгляд. Че тоже опускает глаза, краснеет, скрещивает руки на груди в жесте защиты. Я всхлипываю: он впустил меня в свое сердце — как ни остерегался, как ни избегал. Я только что это увидела, и не хватает воздуха, чтобы надышаться, не хватает души, чтобы вместить изумление, испуг и радость.
Мы топчемся рядом, разглядывая свои кеды, и жар мучительной волной проступает на щеках.
— А кто оставил их? — еле слышно возобновляю разговор, кивая на яркие надписи на стене.
— Мои друзья. Каждый оставил свой след. — Репортаж Че обрывается тяжелым вздохом.
Делаю неверный штрих, опускаю руку и в ужасе оглядываюсь:
— Вы… и сюда забирались прямо по стенам?
— Ну да. — Он пожимает плечами. — Ты можешь сказать, что это смертельно опасно, но я обожаю высоту. Она дает свободу, которую может мгновенно забрать вместе с жизнью. Но именно на контрасте приходит осознание, что ты по-настоящему живешь: ярко, на всю катушку, каждый твой миг как последний. На высоте я не какой-то там Артем, который пока еще молод, но жизнь его никчемна и полна проблем, который, как и все, совсем скоро состарится и загнется, я — часть вечности. На высоте все честно, там нет смысла врать. Мы с ребятами этим жили. Было очень круто. Когда-то.
Я жду продолжения, но его не следует. Че всматривается в вечерние дали, словно видя отрывки недалекого прошлого, что поднялись со дна памяти. Прошлого, о котором я не знаю ничего.
— Теперь ты не с ними, Че, но… — осторожно начинаю, — я не понимаю только одного. Во всем виновата та девушка… Так где же она сейчас?
Сообщение Ви о тайнах, которые он, возможно, прячет за душой, подействовало на меня гораздо сильнее, чем я бы того хотела — при малейшем сомнении подозрения оживают во мне, мучают и изводят.
— Что? — Он вздрагивает. — Ты о Маше? Она взяла академический и уехала пару месяцев назад — нашла в другом городе новых друзей и занятие по душе. Иногда мы общаемся, но прежней легкости нет. Да и смысла в общении — тоже.
Мне не нравится простота, с которой Че говорит о ней.
— Почему эта самая Маша не скажет твоему другу, что ты ни при чем, что с твоей стороны никогда не было взаимности? — Ревность, порожденная уродливыми словами Ви, превращает кровь в кипяток, я почти захлебываюсь ею и вот-вот сорвусь на крик. — Разве она не чувствует за собой вины за то, что отняла у тебя увлечение всей жизни?
