и правда одержимой, когда тот экзорцист начал играть нечестно, демон скорее всего проявил бы себя. Поэтому для провокации выбрали достаточно сильного боевика, который в случае чего мог быть продержаться до того момента, когда командор нанесёт удар.

— Ну, мне он что-то особо сильным не показался, — наморщила нос блондинка.

— Потому что экзорцистов учат в первую очередь драться не с людьми или гейстами, а с одержимыми, дурья твоя башка, — хмыкнул Райнхард.

— Да он даже с усилениями был слабоват!

— Вилли, да скажи ты ей уже… — вздохнул я.

— Ты, наверное, не заметила, сестрица, — менторским тоном произнесла Мина. — Но экзорцисты используют усиления несколько иного характера — они не просто увеличивают силу или скорость, но ещё и дают при каждом ударе выброс святой силы. Иными словами — это для обычного человека и тем более для мага, такие слабенькие удары не слишком опасны, а вот будь ты одержимой, то тебя бы словно булавой дубасили. Причём раскалённой добела булавой.

— Поэтому он вероятно и владеет арвантом, — добавил я. — Серьёзная ударная и бросковая техника тут без надобности. Это наша толстокожая сестрица спокойно вынесла десяток шлепков и даже не чихнула, а вот одержимого скорее всего бы в фарш разорвало.

— И всё равно он был слабоват, — буркнула Хильда.

— Я вот скорее не поняла, к чему был последний вопрос командора, — вставила Вилли. — Почему его высокопреосвященство спросил — не виделись ли вы раньше? Это что-то означает?

— Означает, — вздохнул Райнхард. — Так, мелкие, садитесь — разговор есть.

Сёстры послушно уселись на лавку, рядом с ними расположился и я, хотя прекрасно знал, что дядя собирается им сказать.

— Для начала спрошу — что означает наш фамильный девиз? «Кровь за кровь» — это о верности родичам или о мести? — начал он издалека.

— И то, и то, — с готовностью ответила Мина. — Это означает и то, что мы всегда стоим горой за своих близких, и то, что мы всегда отвечаем ударом на удар и пролитой кровью на пролитую кровь.

— Хорошо, — кивнул Райнхард. — А что означает другой наш девиз — «у цербера всегда три головы»?

— Ну, это даже я знаю, — хмыкнула Хильда. — Цербер — это наша фамильная зверюга, страж на границе этого мира и Той Стороны. Три головы — это где мы так или иначе присутствуем: реальный мир, Та Сторона и Камделире… Ещё — это три рода егерей: Винтер, Спринг и Саммер. А! Ну и вроде как поверье такое есть: три головы символизируют, что в каждом поколении есть минимум трое Винтеров. Ну, типа как мы с Вилли и Конрад — нас же трое.

— Тогда следующий вопрос — сколько было Винтеров в моём поколении?

— Ну, это вообще легкотня, — фыркнула блондинка. — Ты, дядя Вольфрам и…

Девушка неожиданно осеклась и недоумённо потёрла лоб.

— И… и… всё? Так, что ли? — задумчиво протянула Хильда. — Ну, получается, что так… Но это ж ерунда какая-то. А! Наверное, был ещё кто-то, но умер в детстве. Так, да?

— Нет, не так. Последний вопрос — назовите членов клана последних трёх поколений.

— Я! — вскинула руку и аж подпрыгнула на месте Вилли. — Можно я! В общем так. Наше поколение — Хильдегарда, Конрад, Вильгельмина. Твоё поколение — Вольфрам и Ксения (урождённая Самарина), Райнхард и Лизелотта (урождённая Аше), Предыдущее — Зигфрид и Екатерина (урождённая Озерова), Ульрих, Адалинда, Людвиг и Ульяна (урождённая Мансурова)… А! Чуть не забыла — дедушка Зигфрид был женат дважды, вторая жена — Мария Макинтайр. Но от этого брака детей не было.

— Так! — вскинулась Хильда. — Подожди-ка… Патрикей же перед смертью как раз сказал — «Патрик Макинтайр свой долг отдаёт». Это получается… Ну…

Девушка потёрла лоб.

— Он этих Макинтайров знал, что ли?

Вилли тяжело вздохнула.

— Я иногда просто поражаюсь, в кого же ты у нас такая… красивая, — хмыкнул Райнхард.

— Да, я такая, — гордо заявила блондинка.

— Патрикей и есть Патрик Макинтайр — брат Марии Макинтайр. И от того брака всё-таки были дети… В общем — есть ещё один Винтер. Точнее одна. Моя младшая сестра — Ингеборга.

— А почему ты о ней никогда не рассказывал? — удивилась Мина. — У нас же оказывается есть тётя, которая… А, кстати, где она?

— Я не рассказывал, потому что, мать её, забыл о ней! — прорычал дядя.

— А так вообще можно? — подумав, спросила Хильда. — Ну, в смысле забыть, что у тебя есть сестра? Я вот, например, не знаю, как сильно меня надо по голове бить, чтобы я забыла Вилли… Но очень больно, наверное.

— Голова болеть не может, — вставила младшая сестра. — Это же кость.

— Ха. Ха. Ха, — скривилась блондинка. — Как остроумно.

— Есть способы, — сказал я. — Лоботомия, заклятье Леты…

— Мы всё ещё говорим о том, чтобы заставить человека забыть другого человека или уже перешли к тому, как делать пускающих слюни овощей? — ехидно уточнила Хильда.

— Ну, ты на самом деле права. Что чары Леты, что их технический аналог в виде лоботомии — это всё равно что попытка прикончить полёвку, сжигая весь дом. Но есть ещё один вариант.

— Замыкание Макондо? — наморщила лоб Вилли. — Помню, читала о такой штуке… Новгородцы в десятом веке открыли Новую землю и нашли там руины Древних. Одну из крепостей — Нар Ярасал — охраняли местные племена. Новгородцы думали, что там какие-то сокровища, а оказалось, что она заколдована — если человек в неё входил, то о нём забывали. Хотя и вспоминали снова, стоило ему вернуться. Но исходящие от руин опасности и недружелюбно настроенные местные — сиртхи — заставили новгородцев на двести лет забыть об острове. Через двести лет эспаньольский маг и мореход Габриэль Макондо тщательно исследовал этот феномен и описал его в своём труде «Сто тысяч лет одиночества», посвящённом руинам Древних на севере. Новгородцы начали колонизацию, а вместе с ними прибыли и священники Мазендарана, которые занялись изучением и охраной наследия Древних.

— А на месте руин Нар Ясала они основали крепость Тетраграмматон, — добавил я. — Официально — твердыня Конгрегации, неофициально — тюрьма особого режима.

Тетраграмматон я видел собственными глазами. Естественно в прошлой-будущей жизни.

Голые серые скалы низких гор и огромные чёрные валуны, разбросанные по всему побережью бухты. Куцые заросли берёзового стланника, среди которых то и дело виднелись лимонно-жёлтые цветки северного мака и голубоватые полосы ковыля…

И посреди тундры — полуразрушенная громада иссиня-чёрного куба древней цитадели, каждая из сторон которого была саженей в сто длинной.

Никакой крепости монахи на самом деле не возводили — только стену и постройки вокруг, а Куб был творением Древних, который просто немного подремонтировали. Хотя