“И слава богу,” – чуть было не ляпнула Саня, но не стала провоцировать конфликт – атмосфера и так была достаточно напряжённой.

Освоилась с ролью матери она не скоро – ещё очень долго ощущала себя беспомощной, растерянной, маленькой и глупой. Ей самой сейчас хотелось к маме на ручки, но приходилось волочь на себе свою “взрослую” ношу. Всё валилось у неё из рук, ничего не ладилось, она не могла заняться абсолютно никакими домашними делами – большую часть времени Лялька проводила на Саниных руках. Весила дочка по-прежнему немного, но всё равно к концу дня Саня чувствовала, что её спина вот-вот развалится.

Из Чебы помощник был так себе: к дочери он по-прежнему приближался с некоторой опаской и даже не притрагивался к ней, смотрел как на неведому зверушку и уверял, что ни за что в жизни не научится менять подгузники, пеленать, кормить из бутылочки или укачивать малышку. Ну, хоть не лез под руку, не мешал – и на том спасибо… Ах да, ещё он мог закинуть вещи в стиральную машинку и поджарить себе яичницу с колбасой, не требуя от Сани кулинарных шедевров, так что она действительно даже была ему в чём-то благодарна. Но ещё больше, как это ни прискорбно, она радовалась, когда мужа не было дома. Если у него не было репетиций, концертов или гастролей, он всё чаще пропадал у друзей или у мамы. Наверное, в том, что мужу совершенно не хочется возвращаться домой к жене, некого было винить, кроме неё самой, но… Саня не собиралась как-то исправлять сложившуюся ситуацию. Она подозревала, что глубокоуважаемая Виолетта Эдуардовна здорово накачивает сынулю негативом по отношению к непутёвой жёнушке, но у неё не было сил даже выяснять отношения. Собственно, ей вообще было всё равно, что там свекровь о ней говорит. Если Чеба не ночевал дома – Сане чувствовала себя даже как-то спокойнее.

В целом же её новая жизнь напоминала метания белки в колесе. Мчишься изо всех сил, но при этом, сколько не бежишь – остаёшься на месте… Дни летели с какой-то фантастической скоростью, сливаясь в одно серо-бурое полотно. Саня не успевала есть. Не успевала спать. Не успевала толком следить за собой. Даже принять ванну стало недостижимой мечтой: единственное, на что её хватало – это торопливо ополоснуться под душем с открытой дверью, чтобы не пропустить Лялькин плач. Чаще же всего она умывалась, держа дочь одной рукой – та категорически не выносила одиночества.

В одну из редких свободных минут Саня наконец сделала то, что давно собиралась – зашла на мамский форум. Во время беременности она сдуру, видимо, в каком-то гормональном угаре, зарегистрировалась там и даже обзавелась несколькими виртуальными подружками, чьи сроки совпадали с её. Для них на форуме даже была создана отдельная тема “Августята” – что означало младенцев, которые должны были появиться на свет в августе. Будущие мамашки с жаром сравнивали и обсуждали, как протекает беременность у каждой из них, делились выбранными для малышей именами и покупками… Саня не заходила на форум уже несколько месяцев и, открыв в браузере нужную страничку, даже зажмурилась от нахлынувших воспоминаний. Этот форум стал братской могилой её материнских надежд и желаний – им так и не суждено было осуществиться. Стараясь игнорировать многочисленные личные сообщения с тревожными расспросами: “Где ты?”, “Куда пропала?”, “Ты уже родила?”, Саня безжалостно удалила свой аккаунт, не собираясь возвращаться сюда больше никогда.

Поначалу ей даже казалось, что вопреки неутешительным прогнозам врачей случилось чудо и им всем удалось задобрить (или перехитрить?) судьбу. Что Лялька растёт и развивается совершенно так же, как все остальные дети её возраста. Ну подумаешь, росточком мелковата и весит как цыплёнок – не всем же быть акселератами, а у Сани вот получился миниатюрный ребёнок. Ну подумаешь, болеет часто – то аллергия, то простуда, то ещё какая-нибудь гадость прицепится, в конце концов, не бывает абсолютно здоровых детей. Ну подумаешь, чуть позже положенного начала держать голову, переворачиваться и сидеть… В итоге же всё равно начала, не зря Саня нашла для неё лучших массажистов! А уж когда дочка впервые улыбнулась – Саня заплакала от переизбытка эмоций, ей казалось, что сердце сейчас просто захлебнётся счастьем, не вынесет такого накала нежности и любви…

Однако на этом успехи заканчивались. Лялька жила в каком-то своём мире, практически не обращая внимания на окружающий. Её не интересовали игрушки, незатейливые детские игры в “сороку-ворону” или “ладушки”, она не реагировала на колыбельные песни , не отзывалась на своё имя и вообще не воспринимала обращённую к ней речь, словно её это не касалось. Она могла засмеяться или заплакать совершенно невпопад, ни к кому из членов семьи не проявляла ярко выраженной привязанности… впрочем, в Сане она всё-таки нуждалась, но та с горечью осознавала, что это просто сформировавшаяся привычка – ведь никто больше не проводил с Лялькой столько времени, сколько это делала Саня. Разумеется, дочь испытывала потребность в материнском присутствии, её тепле, запахе и голосе, но это было не то, чего так отчаянно жаждала Саня.

Надежда умирала медленно, мучительно, отчаянно сопротивляясь, но всё-таки умирала. Когда Саня окончательно поняла, что, скорее всего, никогда не услышит от Ляльки такое простое и незатейливое, но бесконечно важное, бесценное слово “мама”, она проплакала целую ночь…

Чем старше делалась Лялька, тем сложнее становилось скрывать её особенности от окружающих. Чтобы избежать соседских пересудов, Саня уходила с дочерью гулять подальше от детской площадки, которую оккупировали дворовые мамашки. Собственно, она вообще избегала площадок и излишнего скопления людей – с тех самых пор, как нечаянно подслушала там один неприятный разговор. Нет-нет, речь шла не конкретно о Ляльке, но…

– Не понимаю, – сказала одна из мамаш, – почему, когда спасают недоношенных, больных детей, отторгнутых самой природой, то преподносят это как великую победу? Зачем?! Чтобы эти дети затем не жили, а мучались?

Саня, шедшая мимо, не собиралась вмешиваться, но, случайно услышав эту фразу, вдруг почувствовала, как в груди у неё моментально вскипает бешенство. Она остановилась и обернулась, выискивая взглядом ту, что это сказала.

– Врачи делают свою работу – спасают людей, и делают её отлично, – произнесла Саня максимально уважительным тоном – во всяком случае, ей так казалось. – Мы же не боги, чтобы решать, кому жить, а кому – умереть. А как лично вы предлагаете поступать с недоношенными детьми? Накрыть подушкой, чтобы избавить от дальнейших страданий?

– Ну, почему уж сразу – подушкой… – растерялась женщина от её напора. – Но… в чём смысл такого спасения, вы мне объясните?

– Каждая жизнь нужна, каждая жизнь бесценна, – дрожащим голосом выговорила Саня. – Да, и особенным детям, и родителям таких детей очень сложно, но в их жизни всё равно есть смысл и много любви. И думать, что лучше бы кого-то не было вообще… – горло перехватило спазмом, и, не договорив, Саня торопливо покинула площадку.

– Психованная какая-то, – вынесли ей вслед вердикт.