— Ведь предупреждал же ее! — Вырвалось у меня восклицание.

— О чем, вы ее предупреждали? — Тут же сделал стойку лейтенант.

Поняв, что проговорился, тут же пошел в отказ.

— Не, я. Примерно месяц назад, когда отца уже забрали в милицию, — начал сочинять я. — Мать привела в дом, какого-то мужика, и тот наладил ей свет. Но предупредил, что просто подоткнул провода к счетчику, и что кроме пары лампочек, или телевизора ничего включать нельзя. Иначе замкнет. Еще и посмеялся, сказав, что перепутал провода, и счетчик крутится в обратную сторону.

— Что за мужчина, сможешь опознать?

— Может и смогу. — пожал я плечами. — Но честно говоря, впервые увидел его, и то мельком. Я после ушел делать уроки, а мать с ним на кухне разговаривала.

— Понятно. Впрочем, это неважно.

А «важно» состояло в том, что теперь, после того, как отца ждут пять лет колонии, а мать сгорела вместе с домом в устроенном ею же пожаре, мне светила, как минимум школа интернат, и это было хуже всего. И от этого, было просто не отвертеться. И дело даже не в моем возрасте, на данный момент, на руках у меня не было ни единой бумажки, говорящей о том, кто я такой. По большому счету, сейчас мне это было и не нужно. Как минимум до шестнадцати лет, то есть до момента получения паспорта документы не были столь уж необходимы.

Но проблема состояла в другом. Мне негде было жить, и поэтому имелась всего одна дорога — приют. Хотя.

— Послушайте! А почему именно приют? — Воскликнул я. — У меня ведь есть бабушка, не такая уж и старая, ей всего пятьдесят лет.

Лейтенант сидевший за столом, да и Ахмед-ака, тут же встрепенулись. Все же одно дело оформлять ребенка, то есть меня в приют, и совсем другое, отдать на попечение родственнику. И если скажем родственники, могут и отказаться от подобной чести, то бабушки обычно с радостью соглашаются. Ну, пусть не с радостью, люди все же разные, но в большинстве случаев происходит именно так. Тут же был задан вопрос.

— Где она живет?

Я тут же сунул руку в свою сумку, достал оттуда тетрадь и выложил из нее конверт с ее адресом.

— Я с ней переписываюсь. — Объяснил я. — А это последнее письмо от нее.

Лейтенант, записал все что я рассказал, предложил посидеть здесь а сам куда-то убежал.

— К начальству, а после, наверное, позвонит в Ташкент. Межгород только из кабинета начальника подключен. — Произнес участковый. — Так что не расстраивайся. Найдут ее быстро, тебе конечно придется с недельку побыть в школе-интернате. Но неделя — это не много. Можно потерпеть.

Минут через десять-пятнадцать лейтенант вновь вошел в кабинет, и обрадовал меня тем, что по адресу бабушки был отправлен человек из Ташкентского отдела милиции, и он решит все вопросы.

— Одним словом, — добавил лейтенант. — Ахмед Бахтиярович сейчас отвезет тебя в интернат, договоренность на временное проживание с ними есть и поселит там. А думаю к следующим выходным, отправишься в Ташкент, если конечно бабуля захочет тебя принять в семью. Но если нет, тут уж я ничем помочь не смогу, извини.

И мы отправились в интернат.

Глава 9

9

Встретили меня настороженно. Одно дело общаться со своими сверстниками, находясь на иждивении родителей, пусть и таких какие были у меня, и совсем другое, оказаться одним из приютских. Как бы то ни было, но пока я жил в семье, мне так или иначе завидовали. Конечно понимали, что моя жизнь в той семье мало отличается от их жизни, но все же, каждый из приютских, как мне кажется готов был терпеть любые неудобства, побои, жить впроголодь, но все же находится в семье. А те, что говорят, что приют стал для них настоящей семьей, скорее всего лукавят. Хотя кто знает, может где-то и встречаются бескорыстные люди, готовые на все ради чужих детей, при этом имея свою семью и своих собственных, но мне кажется все это из области фантастики. Просто выпускники подобных заведений выдумывают для себя некую идеальную фигуру, так сказать своего идола или ангела, которого и несут сквозь всю свою жизнь. А что еще остается?

При вселении, Ахмед-ака, посоветовал мне никому не рассказывать о том, что у меня есть бабуля, и что она может меня забрать. Да я и сам не собирался этого делать. Прекрасно представляя местные нравы, понимал, узнай местные, что я здесь временно, или хотя бы надеюсь на это, и все меня просто затравят. Одно дело, когда к ним попадает тот, кто станет одним из них, и совсем другое, когда тот, кому надо просто пересидеть какое-то время.

В первую же ночь, меня обобрали. Правда взяли не так уж и много. Пару чистых тетрадей, что остались у меня после школы, набор цветных ручек, пачку «БТ» и случайно оставленные в боковом кармашке пять рублей. Судя по оставшемуся приклеенным дну сумки, до основной суммы все-таки не добрались, и хотя бы это радовало. Огорчало еще и то, что сгорела та часть денег, что оставил тумбе своего стола, а самое главное те шесть тысяч рублей, что были спрятаны на чердаке дома. Вот, что мне стоило сунуть их куда-нибудь в сарай, в самый темный угол, и тогда все было бы нормально, а сейчас, все наоборот. И это, как ни странно, огорчало даже больше, чем смерть матери. С другой стороны, я ее и знал-то всего несколько месяцев, и далеко не с лучшей стороны, ну если не считать того, что иногда вспоминалось, доставшись мне от Вовочки, а так она была для меня, фактически чужим человеком. Конечно было жаль ее чисто, как человека. Все же смерть в огне думаю не самая приятная, но и в общем-то на этом все и заканчивалось.

Учебникам, что оставались со школы, тоже приделали ноги, хотя кому они понадобились было не очень понятно, к тому же они были далеко не новыми. Разве, что на туалетную бумагу изорвать. Впрочем, я особенно не переживал. Видя, что я никак не реагирую на подобное, немного пофыркали на меня, и вроде бы успокоились. После завтрака, все мы отправились в школу, при этом, мне никто не удосужился рассказать о расписании, о том, что задавали учить, и о местных правилах. Одним словом,