– Не важно. Слушай, я еще никому не рассказывал так много о себе. Так что теперь твоя очередь расчехлять свои секреты.

Он широко улыбнулся, и в его глазах снова появился хитрый блеск. Будто не он минуту назад вывернул душу наизнанку и показал, какие там скрываются уродливые шрамы.

Я бросила взгляд на его предплечья.

«Терпение – вот что означает надпись на татуировке», – вспомнила я его слова. Они стали приобретать все более глубокий смысл.

– Мотылек, так ты будешь рассказывать о себе?

Я вышла из оцепенения, неловко улыбнувшись, и поежилась. Ветер за окном усилился, и сидеть на подоконнике стало зябко. Зак сразу заметил это и спрыгнул на пол, скрывшись за шторой. Вернулся уже со своей толстовкой.

– Надень, а то простынешь.

Я начала надевать ее, но резко замерла, так и не просунув до конца руки в рукава. Зак сел позади меня и притянул к своей груди.

– Здесь никого нет, для кого мы играем пару? – удивленно спросила я и наконец-то оделась.

– Сделаем несколько, как вы любите выражаться, ламповых фото, и ты выставишь их, чтобы побесить бывшего.

Зак по-хозяйски обхватил рукой меня за талию так, что я оказалась зажата между его бедрами, и положил голову мне на плечо. Его теплое дыхание приятно щекотало мою шею. Он вытянул из кармана моих джинсов телефон и сделал несколько селфи, на которых была видна лишь часть наших лиц. Меня он намеренно так сфотографировал, а сам зарылся носом в мои распущенные волосы. Потом Зак вернул мне телефон, но из объятий не выпустил.

Я тоже не собиралась отстраняться. Слишком теплым был Зак. Даже горячим, прямо как тот шоколад, который он для нас приготовил.

– Что ты хочешь обо мне узнать? – спросила я, поудобнее положив голову ему на плечо.

– Не знаю, что-нибудь о твоей семье.

Он нашел в складках огромной толстовки мою руку и переплел наши пальцы. Мне понравилось, как моя маленькая ладонь смотрелась в его – сильной и мозолистой.

– У нас большая семья: папа, мама, две моих старшие сестры и я. Папа банкир, у мамы свой свадебный салон – она модельер. Эмма выступает на Бродвее, а Оливии прочат большое будущее в теннисе. Родители очень гордятся ими и всегда ставят мне в пример.

– Ну а ты? Чем увлекаешься, чем хочешь заниматься по жизни?

Я повернула голову так, чтобы видеть Зака. Его лицо оказалось слишком близко – настолько, словно он собирался поцеловать меня.

Он этого не сделал, и где-то в глубине души я почувствовала досаду.

– Ну а я даже не знаю, чем могу гордиться. Я не добилась каких-то высот. Я все еще не определилась, что буду делать после учебы, но учусь неплохо, танцую неплохо, выступаю в театральном кружке тоже неплохо. И в этом вся проблема.

– Не понимаю.

– Мои сестры идеальны в том, чем занимаются. Я же выкладываюсь на полную, но остаюсь посредственна во всем, за что бы ни взялась. Даже отношения нормальные построить не смогла. И ладно, если бы мы с Джоном часто ссорились или имели разные взгляды на жизнь, но он просто… изменил мне. Как будто я настолько скучная, что…

Я резко замолчала. От обиды в горле встал ком, а к глазам подступили слезы. Как бы я ни убеждала себя, что все осталось в прошлом, мне до сих пор было больно и обидно. Я ожидала, что, увидев нас Заком вместе, Джон напишет мне, будет искать встречи или даже попытается вернуть меня, но ему было плевать. Я не стоила того, чтобы ревновать меня, скучать по мне или жалеть о расставании со мной. Я – пустышка в красивой обертке, которую так легко забыть.

– Эй, Тина. – Зак коснулся ладонью моего лица и с такой нежностью посмотрел, что я не сдержалась и заплакала. – Ну же, иди ко мне. – Он крепче обнял меня и прижался щекой к моей макушке.

– Прости, что-то я совсем расклеилась.

– Ничего. – Он водил пальцами по моей ладони, перебирал пряди волос, а потом и вовсе поцеловал в макушку.

– Ты не должна считать себя посредственностью только потому, что еще не нашла любимое дело. У большинства людей на это уходит целая жизнь. А в том, что твой бывший говнюк, вообще нет твоей вины.

– Сложно не считать себя посредственностью, когда живешь в семье ходячих идеалов.

– Это родные тебе внушили?

Я неловко поерзала на месте, потому что у меня затекла задница. Зак вытянул одну ногу и, легко приподняв меня, усадил к себе на бедро. Я должна была почувствовать себя неловко или попытаться отстраниться, но вместо лишь теснее прижалась к нему, уткнувшись лицом в сгиб шеи.

– Нет, конечно. Но знаешь, какое это отвратительное чувство, когда мы собираемся всей семьей, родители начинают спрашивать, как у нас дела и что нового, и сестры делятся своими успехами? Эмма рассказывает о новых ролях, о том, что ее выступление оценил какой-то важный критик и что ей предложили роль в перспективном сериале. Оливия же радует родителей очередными победами, а в прошлый свой приезд она и вовсе произвела настоящий фурор новостью, что примет участие в следующих Олимпийских играх. И молчу про бесконечные контракты с крупными рекламными брендами.

Я замолчала и на несколько секунд прикрыла глаза, чтобы перевести дыхание и перейти к самой болезненной части исповеди.

– А когда очередь доходит до меня… – Еще одна слезинка скатилась по моей щеке. – Мне нечем похвастаться. Меня не взяли в Университет Лиги Плюща, в театральном кружке держат только потому, что не хватает артистов для студенческих постановок, я не блистаю в учебе или на работе. На фоне сестер я лишь безликая тень. Они идеальны, а я – пустышка.

Зак внимательно слушал меня, не перебивая. Когда я закончила, он приподнял пальцами мой подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза.

– Тина, никто не идеален. Ни твои родители, ни твои до хрена важные сестры. У каждого свои загоны и свой собственный путь из взлетов и падений. Перестань оглядываться на сестер, да и вообще на кого бы то ни было. Если продолжишь гнаться за несуществующими идеалами, никогда не станешь счастливой. Ослабь вожжи, позволь себе просто жить и любить себя. И помни: ты прекрасна в своей неидеальности.

Зак смотрел на меня так, будто я и правда была самой прекрасной девушкой на свете. Мой взгляд опустился к его губам, и в горле мгновенно пересохло от желания прикоснуться к ним.