короля с королевой не было деток. И решили они тогда отправиться на поиски в дремучий лес, хозяином которого был страшный и хитрый дракон. Он знал о желании Их Величеств и захотел обмануть их. Он даровал правителям маленькое дитя, ничего не прося взамен. Король и королева растили его как своего собственного, но не знали они, что ребёнок, порождённый драконом, никогда не сможет превратиться в лебедя. И чуть было не разрушил он королевство, и был изгнан обратно в дремучий лес. Но вспомнит ли дракон, что это его дитя? Или обрушит злобу и заставит дикие заросли уничтожить бедного ребёнка?

Вспомнит ли Пустошь, что я отсюда? Правда о моём прошлом пугала, но сейчас как будто становилась единственной надеждой. Эта сказка — моя история, за которую приходится хвататься, как за спасительную соломинку. Лишь бы только она не оказалась чересчур хрупкой и не обломилась в самый неподходящий момент.

Не знаю, сколько я уже иду. Ноги гудят и протестуют, но мне просто страшно остановиться. Кажется, пока двигаюсь, ничего плохого со мной случиться не может.

Здесь всё по-другому, совсем никак в Городе, словно я попала в совершенно новый мир. Дорога мягкая, широкая, кое-где ещё остались выбоины от колёс машин, на которых передвигаются охотники. Даже в темноте я могу их различить, эти продавленные борозды, напоминающие о том, что позади существует целая вселенная.

Здесь другие запахи. Они немного опьяняют — слишком сильные и насыщенные: травяные, древесные, сладковато-цветочные, а ещё различаю немного горьковатые. Все и не разобрать, а я ведь ещё даже не вошла в лес. Тут всё окутано этим парфюмом. Иногда мне хочется чихнуть, но я боюсь произвести слишком громкий шум, так что периодически приходится зажимать нос. Ничего, это просто с непривычки. В Городе никогда так не пахло. На самом деле я даже не знаю, какой у него был запах, словно его и вовсе не существовало.

А ещё здесь нет тишины, которой я ожидала. Вся округа оглушается различными звуками. Что-то шелестит, ухает, чирикает, стрекочет, хлюпает. Иногда вдалеке слышится что-то вроде хрюканья или цокота копыт, пару раз откуда-то из-за холмов раздавался приглушённый вой. От него у меня мурашки поползли по коже. Но, несмотря на всё это, я не видела никакой живности, даже птиц или насекомых. Будто вокруг меня жизнь, на которую мне не дозволено смотреть. Удивительно. Немного жутковато, но, на самом деле, мне нравится. Почему о таком нам не рассказывали? Все эти земли принято считать мёртвыми, убитыми, но на деле — тут жизни больше, чем в самом Городе.

Дорога повела на подъём. Небольшой холм тянулся к сияющему небу. Оно тоже здесь другое, испещрённое паутинками созвездий. Они плывут, шепчутся, обсуждают нового жителя Пустоши. Небо бездонно, наверное, как чёрный океан, хотя я его видела только на картинках.

Эта возвышенность — последнее место, с которого я могу попрощаться с белыми стенами. Отсюда Город ещё виднеется, а после спуска он для меня исчезнет. Не хочу плакать, но хочу посмотреть. Последние метры я поднимаюсь задом, упершись взглядом в серые очертания нашей крепости. Город выглядит странным островом посреди лесного моря. У него до тошноты правильная круглая форма, дома — как кубики, а башня — как сторожевой пёс. Всё замершее, словно неживое. Он кажется мне бесчувственным, холодным, равнодушным ко всем, кто находится снаружи, и даже к тем, кто прячется внутри. Какой странный вид! Но это всё равно мой дом. Там осталась моя семья. Я словно могу почувствовать их тепло. К горлу подступает ком, уже который раз за последнее время. Пытаюсь прошептать «прощайте», но получается только «до свидания». И я навсегда отворачиваюсь. Но то, что раскинулось подо мной, то, что прятал за собой холм, заставляет меня невольно отпрянуть назад. Мне становится дурно, я боюсь, а точнее просто не могу пошевелиться.

Эта часть Дороги бежит вперёд и снова упирается в небольшую возвышенность, и всё это место напоминает кладбище, заброшенное поле бойни. Раскуроченные машины, уже покрывшиеся рыжим налётом, валяются по разные стороны, перевёрнутые или застрявшие в канавах, с разбитыми глазницами окошек и выгнутыми боками. Маленькие железные уродцы. А рядом с ними разбросаны человеческие кости, число которых вряд ли кому-либо удалось подсчитать. Они повсюду: наполовину засыпанные землёй, песком, увязшие в этой жёлто-коричневой кашице. Постепенно Пустошь погребает их в самой Дороге. Кое-где виднеется брошенное оружие, но вряд ли оно уже когда-либо сможет стрелять. А посреди всего этого высится белый знак на деревянном столбике. Красная надпись на нём гласит: «Время четвёртое с начала нового мира. Победа священного Закона. Вовеки пусть процветают Объединения!»

Так это кладбище (по-другому и назвать не могу) периода Охоты? Я никогда по-настоящему не задумывалась, как проходили операции по преследованию изгнанников. Всё это не представлялось мне таким… таким отвратительным. Всё было проще. Охотники уезжали, чтобы защитить Город от возможного нападения со стороны Теней, они предупреждали реальную катастрофу. Так мы всегда считали, так нас учили в школе, так нам говорили дома. Но здесь это выглядело обыкновенной бойней. Сколько крови впитала земля? Неудивительно, что Пустошь отвечает тем же, мы сами подкармливаем её. После того, как были построены стены и созданы Объединения, Советами были приняты новые исчисления времени. Каждые пятьдесят лет начали составлять один период, получавший в хрониках своё особое название, отражавшее его отличительную особенность: времена Объединения, Благополучия, Чистки, Охоты и нынешнее — Безмятежности. И сейчас, в четырнадцатом году этого пятого периода, подобные меры не должны считаться нормальными. А что если всё продолжается до сих пор? Я знаю, что охотники иногда выезжают за стены, но продолжают ли они так же безжалостно уничтожать людей? Ноги не удержали меня, и я опустилась на землю. Около Дороги трава и деревья были когда-то выжжены, и сейчас они понемногу затягивали свои раны зелёной вуалью. Но сколько времени понадобится этому месту, чтобы скрыть трагедию? Даже отсюда я вижу, что черепа не одинаковые, краем глаза замечаю совсем маленькие, но не хочу смотреть в их сторону. У меня немного кружится голова, не представляю, как смогу пройти через этот участок пути.

Не знаю, сколько прошло времени с момента моего ухода от ворот, но вокруг всё постепенно приобретает серый оттенок. Откуда-то издалека постепенно вылезает солнце. Не хочу двигаться, хочу дождаться рассвета, который убедит меня, что всё будет хорошо.

Меня слегка знобит и клонит в сон. Ни тело, ни сознание не могут больше выносить меня. Думаю, скоро они сообща от меня избавятся. Ох, как же тяжело