Шрифт:
Закладка:
Мы спустились через театр, чтобы я мог его осмотреть, затем пересекли оживленный квартал различных лавок и трактиров, где остановились перекусить, и наконец подошли к Мавзолею. Сначала мы обошли памятник пешком, чтобы я могла оценить украшения со всех четырех сторон. Битто не была уверен, сколько статуй украшало монумент, но, по моим оценкам, их было не менее 250-ти. Она указала на различные архитектурные влияния, которые можно было увидеть в памятнике, указывающие на расположение Карии в месте слияния величайших культур мира: нижние ярусы подразумевали неприступную персидскую цитадель, верхний уровень с его колоннами был явно греческим, а крыша была египетской, намекая на еще одно из семи чудес, Великую пирамиду.
Верная своему обещанию, Битто смогла уговорить одного из охранников позволить нам войти во внутрь. К моему удивлению, внутри пространство было небольшое, только узкая извилистая лестница, ведущая к променаду, окружавшему верхний уровень сооружения с колоннами. Я предполагал, что в нижних ярусах есть комнаты, а верхний уровень был настоящим храмом со священной комнатой, но, по словам Битто, за исключением запечатанной гробницы на уровне земли, вся конструкция была монолитной. Полые пространства, какие имелись в храмах, были бы технически невозможными; только монолит из твердого камня мог поддерживать невероятно тяжелую ступенчатую пирамидальную крышу с колоссальной колесницей наверху.
Оставив внизу раба, мы вдвоем поднялись по узкой винтовой лестнице до самого променада. Я уже задыхался, когда делал последний шаг. Размер колонн, вблизи, был поистине поразителен, а гигантские статуи Мавсола, Артемизии и их предков возвышались над нами, и я чувствовал себя щенком собаки, стоящей в тени человека.
Но, взглянув на открывшийся вид, я почувствовал себя богом. За гаванью, заполненной крошечными кораблями, я увидел острова и скалистые мысы вплоть до открытого моря. Корабли вдалеке казались простыми белыми точками, их паруса отражали солнечный свет. Я никогда не поднимался так высоко, даже когда стоял на вершине Капитолийского холма в Риме. Мне не хотелось верить, что я стою на верху сооружения, созданного руками человека.
— Воистину, это чудо! — прошептал я.
Битто улыбнулась и положила руку мне на плечо. Я почувствовал дрожь удовольствия от ее прикосновения. От высоты у меня закружилась голова. Мы были одни на площадке. Поддавшись импульсу, я поцеловал ее в губы.
Она не отпрянула. Через пару ударов сердца она оторвала свои губы от моих и улыбнулась.
— Думаю, мой дядюшка Антипатр не одобрил бы твое поведение, молодой человек.
— Антипатра здесь нет. Он бы никогда не поднялся по этой лестнице!
Мы оба рассмеялись. Она прошла вперед. Я последовал за ней. Мы медленно обошли площадку вокруг памятника. С каждой из четырех сторон открывался новый, захватывающий дух вид.
— Битто, могу я задать тебе личный вопрос?
— Конечно.
— То, что ты делаешь.., это только ради денег?
Она засмеялась: — Это действительно личный вопрос! Но раз ты так вежливо спрашиваешь, я отвечу. Нет, не только ради денег. Меня всегда интересовала жизнь гетеры. Я никогда даже не мечтала, что у меня будет шанс испытать это на себе.
— Тогда скажи… тебе нравится то, чем ты занимаешься?
Она снова рассмеялась: — Веришь или нет, Гордиан, женщина, даже женщина моих лет, тоже способна испытывать плотские удовольствия.
— Я это знаю, конечно. Но я имел в виду не это…
— Почему Артемизия выпила прах своего умершего мужа? Считаешь, как часть какого-то магического заклинания, потому что она думала, что сможет вернуть его к жизни? Нет. Она сделала это, потому что тосковала по нему физически, так сильно, что смешала его субстанцию со своей, единственно возможным способом. После смерти моего мужа я тоже затосковала, но я не видела причин довольствоваться пеплом, когда мне была доступна теплая живая плоть. Для Артемизии желание было сильнее смерти. Для меня желание сильнее моего возраста. — Она шла впереди меня, глядя на открывшийся вид. — А как же ты, Гордиан? Ты познал многих женщин?
Мое лицо стало горячим. — Я уже не девственник, — сказала я, вспоминая свою последнюю ночь в Эфесе.
Она оглянулась на меня и кивнула. — Но есть переживания, которых у тебя еще не было. Это неплохо, Гордиан. Это означает, что тебе есть чего ждать. Мой дядюшка отвезет тебя взглянуть на так называемые Семь чудес света, но ты обнаружишь, что в мире есть много других чудес, не из камня и бронзы, а из плоти и крови.
«Я думаю, ты одно из таких чудес, Битто!» — хотел выпалить я, но побоялся показаться дураком. — Ты всегда берешь деньги за свои услуги?
— Какой интересный вопрос, Гордиан. Нет, не всегда и не от всех. — Она повернулась и посмотрела прямо мне в глаза. — Но продам ли я свои услуги или отдам их даром, я навсегда останусь свободной женщиной. Важно, чтобы ты меня понял, Гордиан. Мужчины могут заплатить мне, но они не купят меня. Ни один мужчина никогда не завладеет мной. И, пожалуйста, помни об этом, если ты когда-нибудь снова почувствуешь желание поцеловать меня. Ты меня понял?
— Да.
— Я сомневаюсь в этом. Ты молод, Гордиан. Твое сердце пойдет туда, куда оно захочет. Но я хочу быть с тобой откровенной с самого начала, независимо от того, что может произойти между нами.
Мы подошли к западной стороне памятника и долго смотрели, как солнце садится за далекие холмы. Я понял, что единственным, более впечатляющим, чем наблюдение за закатом солнца с Мавзолея, зрелищем в Галикарнасе, это наблюдение того же заката стоя рядом с Битто.
* * *
Хотя Битто провозгласила его своим любимым храмом, так как она страстно поклонялась богине любви, в тот день у нас не было времени осмотреть храм Афродиты и Гермеса или источник Салмакиды, о котором упоминал Антипатр. Битто сказал, что позже в том же месяце весной должен пройти ежегодный ритуал, и тогда мы сюда приедем.
Несварение желудка у Антипатра продолжалось несколько дней, но постепенно он выздоровел. Наконец-то, он снова почувствовал себя в форме как раз в тот день, когда Битто должна была устроить одну из своих вечеринок.
— Ты передумал, дядюшка? — спросила она, приказывая своим рабам приготовить все что потребуется для ее гостей. — Почтит ли Зотик из Зевгмы нас своим присутствием в качестве почетного гостя?
— Увы, Битто, твоя пища мне не
