— Думаю, она просто застенчива, — снисходительно сказал Антипатр. — Бедная девушка приехала издалека, и, судя по тому, что ты говоришь, она не знала здесь никого, кроме дома своей свекрови. Такой большой город, как Галикарнас, должно быть, показался девушке из Коммагены ошеломляющим, и я полагаю, что она испугалась женщиной с твоей… утонченностью.

Битто ухмыльнулась». — Ты имеешь в виду, что Трифоса сказала ей, что я распутница, и предупредила, чтобы она не разговаривала со мной. Может, я и — искушенный, но никто никогда не шептался обо мне, что я убийца.

— Что ты говоришь, племянница?

— Не прошло и года после того, как он привез свою невесту домой, в Галикарнас,  Тимон умер совершенно внезапно, предположительно от лихорадки, а ему не было еще и двадцати лет. Он только что достиг совершеннолетия и должен был вступить в свое наследство. Обрати внимание, отец мальчика тоже умер в молодом возрасте. Трифоса овдовела вскоре после того, как стала матерью. У Коринны даже не было ребенка, прежде чем она потеряла своего молодого мужа.  Теперь они обе вдовы.

— Две жертвы трагедии!  заявил Антипатр. — Женщины разных поколений живут в одном доме, у каждой отняли мужа, вместе сохраняют обычаи вдов и одеваются в черное. Старшая что-то читает вслух младшей на балконе - какая трогательная сцена! Знаешь, мне кажется, из всего этого могла бы получиться неплохая поэма. Антипатр перевел дыхание и сымпровизировал:

— Под одной из крыш Галикарнаса жили две вдовы,

Одна красивая, молодая и застенчивая, а другая суровая и отчужденная…

— Я еще не все рассказала, — перебила его Битто. Я думаю, ее разозлило его замечание о соблюдении приличия вдов. — Видишь ли, никто на самом деле не знает, как умер Тимон. Это произошло совершенно неожиданно, и похоронная церемония прошла почти незаметно. К тому времени, когда большинство людей узнало о его несчастье, прах бедного молодого человека уже был похоронен в фамильном склепе рядом с прахом его отца. Все согласились, что похороны были организованы с подозрительной поспешностью. Всем сказали, что Тимон умер от лихорадки…

-- Такое бывает, иногда -- сказал Антипатр.

— Но, когда люди начали задавать вопросы, никто не мог найти лекаря, которого вызывали к молодому человеку. Мы даже не смогли найти никого, кто присутствовал на похоронах. Похоже, это было исключительно семейное дело, на котором присутствовали только его жена, мать и домашние рабы. После того, как тело сожгли, невозможно узнать причину смерти — любые следы яда или травмы в этом случае исчезают навсегда. А потом стали припоминать смерть отца Тимона, которая, в свете случившегося, стала казаться столь же подозрительной. Он тоже умер внезапно. И в том, и в другом случае из-за отсутствия родственников-мужчин именно вдовы стали владелицами поместья, несмотря на все положения закона, ограничивающие женщин владеть таким имуществом. Итак, в итоге мы имеем двух мужчин, обоих мертвых, и двух женщин, очень даже живых, которым удалось унаследовать все имущество.

Антипатр был ошеломлен: — Ты предполагаешь, что эта юная милашка, которую мы видели на том балконе, убила своего молодого мужа, чтобы завладеть его имуществом, и сделала это при попустительстве собственной матери молодого человека? И теперь они вдвоем счастливо живут вместе, пара хладнокровных убийц, наслаждаясь трофеями невероятного преступления? Где твои доказательства такого ужасного обвинения? Вся эта идея кажется абсурдно надуманной.

— Все может быть, — сказала Битто. — Я думаю, что могу лучше судить о том, на что может пойти женщина, чтобы пожить той жизнью, которая ей больше подходит.

— Но, чтобы мать участвовала в убийстве собственного сына вместе с невесткой? Это абсурд!

— Опять же, дядюшка, я думаю, ты недооцениваете сложность эмоций и желаний, которые могут управлять женщиной. Ты считаешь материнскую любовь началом и концом женского существования, но не всякая женщина является образцом послушной жены и любящей матери. Пути мира могут быть более сложными, чем ты себе представляешь. — Битто понизила голос. — Люди даже начинают задаваться вопросом, а не могут ли Трифоса и ее невестка быть любовниками.

— Хватит, племянница! Когда ты говоришь «люди», я полагаю, ты имеете в виду мужчин и женщин, которые посещают этот дом по ночам, когда вы собираетесь на свои вечеринки. — Антипатр нахмурился. — Ну, если это пример того рода диких сплетен, которые они распространяют, я думаю, что предпочел бы проводить эти вечера в гораздо более разумной компании Геродота.

— Как пожелаешь, дядюшка, — ровным голосом сказала Битто. Как хорошая хозяйка, видя, что разговор стал чрезмерно горячим, она ловко переменила тему, и мы заговорили о более приятных вещах.

                                                                                                               * * *

Еда в тот вечер, должно быть, была слишком сытной для Антипатра, так как на следующий день он пожаловался на несварение желудка и остался в своей комнате. Битто увидела, что я очень хочу осмотреть город, и предложила сопроводить меня.

— Пойдем только мы вдвоем?  — спросил я.

Она улыбнулась: — Конечно нет. Я возьму с собой раба, который будет нам помогать. Заодно, он как телохранитель, будет нести мои деньги; со временем мы захотим нанять носилки на двоих, когда устанем ходить пешком.

— Нет, я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь ввиду. Разве подобает такой женщине, как я, ходить по городу в сопровождении такого красавца вдвое моложе ее, к тому же, не родственника? Что ж, Гордиан, ты взрослый человек и гражданин Рима, и должен решить сам, стоит ли тебе показываться со мной на публике.

— Ты отведешь меня посмотреть Мавзолей?

— Ты не найдешь здесь более осведомлённого гида.  Я знаю все о происхождение и значение каждой скульптуры на памятнике. Если охрана с правой стороны будет мне знакома, я даже смогу устроить нам подъем на самый верхний ярус. Не всем это позволяют.

— Чего ж, мы ждем?  — сказал я.

Она действительно оказалась прекрасным гидом. Мы начали с осмотра близлежащего царского дворца, построенного Мавзолеем. Как сообщила мне Битто, его дизайн и методы, использованные при его строительстве, были уникальными; украшения были сделаны из мрамора, но массивные стены были из кирпича, покрытого чем-то вроде штукатурки, отполированной до такой степени, что блестели на солнце, как стекло.

На носилках мы добрались до вершины холма, где стоял храм Ареса. Прибыв из Эфеса, где мы с Антипатром видели храм Артемиды, я не очень впечатлялся этим храмом, но