Шрифт:
Закладка:
— Значит, меня не берут в Кукельташ?
— Я советовал принять тебя, чтобы наставить на путь истины. Они, конечно, меня не послушали, но ты не огорчайся, шахир. Меня пригласили сюда из благословенной Сирии. И должен тебе сказать, что хоть сегодня готов покинуть Кукельташ. Здесь думают не об истинах, а о том, как бы после учебы подороже продать свои знания. Здесь учатся не те, кто хочет знать, а те, кто хочет иметь. Бухара — город торговцев. Торговля — святое дело. Она — благосостояние государств, но здесь, торгуя, норовят обмануть.
— Что же мне делать, таксир?
— Прежде всего, не унывать. Я думаю, что святые отцы не скоро объявят тебе о своем решении. Это тоже — Бухара. Здесь живут самые осторожные люди на белом свете. И ты покуда — читай. Побывай в других медресе города. Раз уж ты познакомился с прошлым Бухары, познай ее такой, какая она есть теперь. Может быть, когда-нибудь ты напишешь такую историю, которую твой потомок не посмеет отшвырнуть в гневе, уличив тебя во лжи.
— Прости меня, таксир, за плохое обращение с книгами.
— Прощаю, шахир! И зову тебя разделить со мной прогулку по улицам Бухары. Я покажу тебе такое место, где ты не увидишь ни одного скучного лица.
— О, таксир! Боюсь, что ни один шутник не развеселит меня. Я хочу, таксир, учиться, а мне закрывают путь к познанию.
— Махтумкули! Я читал твои стихи. В них столько жизни, что я убежден: уныние тебя не одолеет, а злость на дураков только подхлестнет к веселию. Да и кто сказал, что в Кукельташ учат лучше, чем в других медресе?
3
Они вышли за ворота.
— Перейди дорогу, Махтумкули, и вот тебе другое медресе! — показал Нуры Казым. — Или название Кукельташ благозвучнее Надырши́? Может быть, шахиру не по нраву внешний вид медресе Надырша? Верно, это скорее караван-сарай, нежели место для наук! Так знай, Надырша строил именно караван-сарай. О, история тут поучительная! Ты слушаешь меня, Махтумкули? Это рассказ о слуге, который преданней собаки.
«Он хочет отвлечь меня от грустных мыслей, — думал шахир, шагая рядом с Нуры Казымом, — но почему я должен упорствовать в своем дурном настроении?»
— Я слушаю, таксир!
— Чтоб все было тебе понятно, начну с рассказа об эмире Абдулле-хане. Я слышал, что в годы его царствования в Бухаре было построено тысяча и одно общеполезное учреждение: мечети, медресе, каналы… Однажды Абдулла-хан вел войну с кем-то из соседей. Осадил он город и перед решительным приступом, переодевшись в платье простого воина, выехал из своего лагеря осмотреть подходы к стенам. С эмиром был только один человек, сын Кукельташа.
— Кукельташа? — удивился Махтумкули.
— Да, так звали главного визиря эмира. Неприятель напал на разведчиков, эмира схватили, а сын Кукельташа бежал. Явившись в шатер отца, он рассказал о случившемся, и Кукельташ тотчас убил своего сына и закопал в шатре. Теперь о том, что эмир в плену, знал только Кукельташ. Он объявил, что эмир болен и несколько дней никого не будет принимать, а своего главного визиря направляет во вражеский город вести переговоры. Кукельташ действительно прибыл в осажденный город и начал с его правителем обсуждать условия мира, на которых якобы настаивает эмир. А сам времени даром не терял. Ему удалось уговорить некую старуху, которой он дал огромные деньги, целую тысячу ти́ллей. Мир был заключен, а старуха все сделала так, как договорились. Едва процессия приблизилась к городским воротам, она схватила лошадь Кукельташа за поводья и, браня главного визиря страшными словами, требовала вернуть ей сына, который, воюя на стороне бухарского эмира, попал в плен и теперь сидит в тюрьме. Правители города перепугались, ведь оскорбленный Кукельташ мог снова начать военные действия. В угоду главному визирю расспросили старуху о приметах, по каким можно найти ее сына. Нашли такого человека и выставили за город. Так Абдулла-хан был вызволен из плена. Узнав, что Кукельташ зарезал своего сына, эмир изумился, но главный визирь на это сказал: «Мой сын был слаб на язык. Если бы воины узнали, что эмир в плену, многие из них разбежались бы. Остальную часть войска истребил бы враг, а тебя, эмир, опознав, убили бы. Пусть лучше погибнет один человек, чем несколько тысяч людей и царство».
В Бухаре Абдулла-хан щедро наградил Кукельташа, но предложил часть денег употребить на строительство медресе, чтобы имя верного визиря осталось в памяти потомков. И, конечно, у Кукельташа нашлись завистники. Один из них, богач Надырша, чтоб досадить великому визирю, начал строить напротив медресе караван-сарай. Пусть медресе пропахнет навозом. Эмир знал обо всем этом, но помалкивал. А когда строительство караван-сарая продвинулось наполовину, Абдулла-хан, объезжая стройки Бухары, сказал Надырше: «Поздравляю тебя с постройкой медресе». И тому ничего не оставалось, как начать перестройку. Ни навредить Кукельташу, ни затмить его медресе не удалось. Ты слушаешь меня, Махтумкули?
— Да, таксир. Это все очень интересно.
— То ли еще будет! Махтумкули, мы пришли с тобой к чайхане, где собираются самые веселые люди Бухары и самые веселые из ее гостей.
Чайхана была совсем обыкновенная, но найти свободное место было здесь не просто.
В тот день острословы друг перед другом рассказывали о похождениях Ходжи Насреддина.
Народ собрался торговый, побывавший и в Багдаде и в Дели, и в Астрахани. Правило было для всех одно — не повторяться.
— Сиди и слушай в оба уха, — шепнул Нуры Казым.
Рассказывал старый азербайджанец.
— …Дочь Насреддина пришла, плача, к отцу и стала жаловаться, что муж изрядно поколотил ее. Насреддин тут же схватил палку, отдубасил дочь как следует и сказал: «Ступай скажи своему мужу, что если он поколотил мою дочь, то я отыгрался на его жене…»
Все посмеялись, и опять стал рассказывать старый азербайджанец:
— …Однажды Ходжа Насреддин шел в соседнее село. По дороге он купил арбуз. Разрезал его, половину съел, а другую бросил на дорогу и сказал про себя:
«Пусть тот, кто увидит этот арбуз, подумает, что здесь проходил бек».
Прошел он немного, потом вернулся обратно, подобрал брошенную половину, съел и сказал:
«Пусть подумают, что у бека был слуга, который съел вторую половину».
Прошел Насреддин еще немного, спохватился — вернулся назад, подобрал арбузные корки, съел их и сказал:
«Пусть подумают, что у слуги бека был еще и осел».
Все посмеялись
