Я соскучился.

Всё, что с нами происходит, напоминает ампутацию без анестезии. Будто мне отрубили ногу, я пытаюсь дальше жить, а моя девушка каждый божий день заваливает меня фразами: «Что случилось?», «Подумаешь, нет ноги?», «Что на твоей ноге (Алановой) свет клином сошёлся? Странная у вас дружба».

Я и сам в ахере.

Сердце шарахает как ненормальное.

Складываю руки на груди и провожу инвентаризацию её тела глазами. На лице что-то вроде мольбы, смешанной с приказными интонациями.

Ну, ок.

— Пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы били друг друга. Мне будет неприятно, — выговаривает Карамелина, кусает и без того алые губы.

Твою мать.

Отвожу взгляд, когда она топает ногой и ругается сквозь зубы.

Если бы кто-нибудь знал, как мне дорог Демидов со своим боем… Прицепился так, что не отвяжешь.

Мудак.

Страшно ли мне идти против него?

Конечно, да. Я же не пародия на Джеки Чана, который воюет с громилами и всегда их побеждает. Мне знакомы законы физики и здравого смысла. Падающий шкаф — это не шутка.

Но я не трусливый щенок.

Побороться могу, а если бы для подготовки было чуть больше времени… возможно, на прокаченной выносливости осилил бы половину боя.

Но времени нет…

Потому что сразу после той ночи в клубе, Лев при каждой встрече начал мне напоминать о нашей договорённости. Возможно, подумал, пойду на попятную.

Мия впивается в моё лицо глазами и пытается добиться своего. Мотаю головой и не отказываю себе в дерзости потрепать хрупкое плечо.

— Хватит, — обрубаю и трогаюсь с места.

Усилием воли заставляю себя не оборачиваться, потому что мне нечего ей сказать.

Человеческая натура такова, что у каждого перед тем, как ему наваляют, просыпается страх. Это что-то природное. Страх смерти, инстинкт самосохранения.

Кстати, при работе последнего срабатывает моментальное желание размножаться перед уходом в мир иной. Потяжелевший пах я отношу именно к этой особенности организма и эволюционных процессов.

Взяв сумку, отправляюсь в сторону раздевалок. Там, скинув её на пол, стягиваю футболку и усаживаюсь на скамейку, развязывая шнурки на кроссах.

— Привет, Мир, — слышу голос Соболева, вернувшегося с тренировки.

— Хай. Отстрелялся? Как дела?

— Да, в целом, — пожимает плечами и извлекает из сумки телефон. — Дела вроде нормально. Ты как? Не передумал?

— С чего бы это? — усмехаюсь, расстёгивая ремень и пуговицу на джинсах.

— Демидов непрост, — хмурится Соболев.

Бросив переодеваться, упираю локти в колени и склоняю голову набок.

— Ну он же не отморозок…

— Нет, — хмурится Вано. — Скорее наоборот, слишком принципиальный. Весь в отца, — скалит зубы. — До блевоты правильный.

Вспомнив про старшего Демидова, перевожу тему разговора:

— Как Яна Альбертовна? Ты у нас теперь как Маленький Принц…

Соболев усмехается так, будто ему совершенно понятен ход моих мыслей. И в плечо мне прилетает кулак.

— Скажешь тоже. Мама вливается, пошли покурим.

— Ты только после тренировки, — напоминаю ему и морщусь, но иду за другом к небольшому окну.

— Тяжеловато, наверное, маме, — замечаю, продолжая тему.

Ваня открывает пластиковую створку и вытягивает сигарету из пачки.

Чудак.

Все наши давно перешли на электронные приборы. Дыма практически нет и вони тоже.

— Было бы полегче, — проговаривает он со злостью. — Если бы не толпы пидорасов в администрации.

— Да уж, этого добра там хватает. Отец тоже в шоке, — киваю, выглядывая из окна.

Там по белому снегу за ручку шлёпает парочка. Олень да татарочка.

Соболев, заметив траекторию моего взгляда, тоже смотрит на Алиеву с Демидовым.

Бой через полтора часа. На улице холодрыга. Куда это им приспичило?!

— Дай сигарету, — говорю Ваньке и хватаю из его пальцев окурок.

Затягиваюсь как следует, выпуская облако дыма. В груди становится чуть свободнее.

Мия словно чувствуя, ведёт головой влево, достигает моего лица. Делает вид, зараза, что не заметила и снова отворачивается.

Обманщица.

Демидов втопил и летит вперёд, тащит свою девушку за руку так, что та еле за ним поспевает.

Громила чёртов.

За сестру бы убил, пусть и огрёб потом, а за Карамелину, вроде как и не при делах, да? Где справедливость?

Злость внутри пробивает почву и фонтанирует в каждую часть тела правильно заряжая.

То, что надо перед боем.

— Что скажешь? — спрашиваю, кивая на две уменьшающиеся фигуры.

— Шансов мало.

— Спасибо, друг, — усмехаюсь.

— Я серьёзно, — невозмутимо продолжает Иван. — Ты в последнее время прилёг на снаряды, это минус.

— Есть такое.

— Жопа, — разводит руками Соболев, а затем захлопывает окно.

Возвращаемся в раздевалку и вскрываем бутылки с водой.

— Я тут подумал, — говорит он спустя минут десять. — Избегай столкновений, постарайся вымотать его защитой.

— Понял.

— Голову загораживай и главное, сохраняй полное спокойствие, чтобы не растерять внимание.

— Спокойствие, — вздыхаю тяжело и натягиваю майку.

— Да, даже когда пропустишь, а это обязательно случится. Но лучше пропустить удар в защите, чем если Дёма застанет тебя врасплох.

Блядь.

Надо было первому предложить заплыв в бассейне. Ржу от этой мысли и надеваю свободные шорты.

— Да, — заканчивает Иван. — Не вступай с ним в контактную борьбу. Там сразу продуешь, старайся быть всё время на расстоянии.

— Ладно, — бурчу под нос. — Прорвёмся. Ты со мной?

— Конечно. Весь универ здесь будет.

— Надеюсь, до Арсеньевича не дойдёт.

— Надейся, — в шутку с оттяжкой бьёт меня полотенцем и получает в ответ такой же шлепок. — Пошли тренироваться, Громов. Сделаю из тебя звезду за час.

Всё оставшееся время до назначенного боя мы проводим в зале. С экзамена подтягиваются парни, некоторые из них показывают новые приёмы, я же всё больше охереваю.

Естественно, я дрался в детстве и юношестве. Для парней это естественно.

Но, сказать, что мне нравится?.. Нет.

Только недалёкие люди хотят драться добровольно. Только социопаты не боятся бить других и не испытывают угрызения совести, когда это всё-таки происходит.

Я не считаю себя ни тем ни другим.

Ближе к пятнадцати часам в спортзале начинает собираться народ. Подтягивается и Демидов.

Выходя на импровизированный ринг, обмениваемся рукопожатиями.

— Мия сказала, что разговаривала с тобой, — произносит Лев, и мы оба смещаем взгляд в сторону входа в спортзал.

Там натянув рукава свитера на ладони, стоит Алиева. Напряжённая и почти ревущая. По крайней мере, пылающие глаза об этом явно кричат.

— Разговаривала, — отвечаю, глядя на него в упор.

— И что думаешь?

— Мне не принципиально, бой нужен тебе. Если Мие это неприятно, можно и остановиться.

— Как благородно, — усмехается Демидов, размещая руки на поясе.

— Дело не в благородстве, а в том, что принципы ничто по сравнению с близкими.

— То есть ты готов проиграть? Ради неё? — приподнимает бровь и ждёт ответа.

Ещё раз окидываю взглядом узкую женскую фигуру и понимаю,