— Типа да, — бормочет.

Сжимаю кулаки и бью в и без того осыпающийся слой штукатурки.

Она ведь на понт берёт? Так. Жилы мне выкручивает. Пытается добиться желаемого.

— Ты серьёзно?

— Да. Проваливай.

— Но… — теряюсь.

— Проваливай, — убирает руки и задирает подбородок. — Я тебе сказала, что вычеркнула тебя из жизни. Не хочу знать ни тебя, ни твою рыжую.

— Ладу не трогай. Она и так пострадавшая.

— Пострадавшая, — морщится. — Она ненормальная.

— Я не знаю, что произошло между вами в туалете, но Лада о тебе так не отзывается. Она сожалеет, что погорячилась в ответ на твои обвинения.

— Она лживая. И ты такой же. Вы оба друг друга стоите.

— Я тебе никогда не врал, — возражаю.

Так оно и есть.

— Уходи, Мир. Мои проблемы тебя больше не касаются.

— Хочешь, чтобы ушёл?

— Да, — мотает головой утвердительно.

— Окей, — поднимаю руки. — Я тебя услышал.

Вручаю ей сумку, всё это время болтающуюся на моём плече и развернувшись иду в сторону турникета. На выход.

В ушах степной ветер. Не помню, как добираюсь до машины и ещё полчаса сижу в полной тишине.

Настроение дерьмо, поэтому решаю поехать домой.

Припарковав машину у ворот, захожу внутрь и прислушиваюсь.

Мама с папой, скорее всего, ужинают где-то в городе. Переодеваюсь в своей комнате в шорты с майкой и гребу на кухню.

Там в полном одиночестве восседает Юлька.

— Привет. Ты уже пришла?

— Я в школе была, а не на сутках, — огрызается сестра.

— Что с настроением?

Сговорились они сегодня все, что ли?

— Учитель по черчению одолела. Сказала, никакого мне архитектурного, если я в элементарном разобраться не могу.

Скребёт ластиком по бумаге. Обхожу кухонный остров и уставляюсь в чертежи.

— Пойдём, горе моё, — приобнимаю её за плечи и поправляю волосы. — Помогу тебе разобраться.

Взгляд приковывает знакомая цепочка, а когда разворачиваю Юльку к себе, вижу крохотную бабочку, которую ни с чем не спутаю, потому как выбирал её лично.

— Откуда это у тебя? — спрашиваю севшим голосом.

— Это? — касается пальцами украшения. — Мийка вчера отдала. Сказала, она ей надоела, чего добру пропадать.

— Ясно, — потираю правую щёку, а затем левое плечо.

Хочется по-детски закусить внутреннюю сторону щеки и переждать, пока схлынет, но я вовремя беру себя в руки.

Правила в любой игре с Алиевой, может придумать только Алиева.

А если она впервые за девятнадцать с хвостиком лет не хочет играть?

Значит, площадка закрывается…

Блядь.

Ладонями пытаюсь как следует вдавить глазные яблоки, а затем зарываюсь пальцами в спутанных волосах.

Мысленно считаю до десяти.

Окей.

— Ладно, пойдём, — говорю Юльке. — Посмотрим, что там у тебя с черчением.

Глава 17. Мия и игра

— Что с настроением? — спрашивает Лёва, когда мы выходим из парка развлечений.

— Всё супер, — пожимаю плечом и смягчаю резкий тон эффектной улыбкой, щурясь от ослепляющего солнца.

На улице превосходный зимний день. Довольно морозно, чтобы повязать шарф на шее, но не так уж сильно, дабы при этом позволить себе пренебречь головным убором. В общем, бабуля бы заценила.

— Огорчилась, что я с тобой на «Смертельную башню» не пошёл? — называет наш с Громовым когда-то любимый аттракцион.

— Нет, — закатываю глаза. — Но мог бы и составить компанию.

— Не вижу смысла в неоправданном риске, — невозмутимо выговаривает Демидов, застёгивая свою чёрную парку с меховым воротником.

— Может, тогда и бой отмените? — закусываю губу.

Тот факт, что фактически два человека будут бороться из-за меня, мне не льстит и не доставляет приятных эмоций.

Напротив.

Я волнуюсь.

Потому что победитель слишком очевиден.

Так думают и все остальные. Я видела в университетском чате голосовалку. Девяносто против десяти. По всей видимости, однокурсников Громова.

Мой парень, с которым вот уже неделю мы официально встречаемся, безмолвно хватает меня за руку и ведёт к машине.

— Лё-ва, ну?!

— Мы уже говорили на этот счёт, Ми.

— И не договорились.

— И не договоримся, — спокойно произносит, открывая дверь. — Понятие чести для меня не пустой звук.

— А как же я? — снова улыбаюсь.

— Ты тоже мне дорога и должна меня понять.

В расстроенных чувствах жду пока, он усядется рядом, а потом сканирую пуленепробиваемое выражение лица.

Чёрт.

Упёртый, такой же, как его отец, который, кажется, решил поставить на уши всю Москву и третий день не сходит с первых страниц новостных пабликов.

Изредка обмениваясь фразами, доезжаем до моего дома. Лёва задумчиво управляет своей громадной махиной, а я расстраиваюсь, что продавить его не выходит. Надеюсь, только пока.

Ни по-детски надутая нижняя губа, ни нахмуренные брови Демидова не пробирают.

Факт.

На то, чтобы отыскать его слабое место у меня не так много времени. Скажу честно, сил на это тоже по минимуму.

Вот уже две недели я медленно тлею изнутри… Сгораю в собственных терзающих мыслях и ужасах.

Потому что даже поделиться ни с кем не могу. Пожалуй, в силу обстоятельств, только с Громовым… но он наконец-то внял молитвам и отцепился. Понял мою просьбу так буквально, что теперь я достойна только брошенного вскользь «привет». Даже не смотрит, как бы ни старалась.

На субботние родительские посиделки больше не является. Встреч не ищет. Отчаянно сдавливаю в кулачках симпатичные кисточки от белоснежного шарфа и провожаю взглядом случайного прохожего за окном.

Больно надо!

— Ты зайдёшь? — спрашиваю, хлопая глазами и расчерчивая хаотичные линии на крупном плече.

Проявление подобного собственничества — что-то новое для меня. До серьёзных ласк мы пока не дошли, но в прошлую субботу, после того как весь день скоротали в обнимку с лыжами, практически час целовались в машине.

Это было так по-взрослому, что я почти забыла все насущные проблемы.

— Зайду, раз приглашаешь, — ухмыляясь, кивает Лёва и глушит двигатель.

Придерживает тяжёлые ворота, чтобы пропустить меня вперёд и ошарашенно глазеет на Юльку, которая со всей дури влетает прямо в него, по всей видимости, поскользнувшись.

Не вытерпев шестнадцатилетнего урагана на ледяном покрытии, Демидов вместе с сестрой Мирона заваливаются в ближайший сугроб.

— Блядь, — вылетает изо рта всегда уравновешенного сына бывшего мэра.

Это так чудно и комично, что я украдкой хихикаю в шарф и тут же делаю солидное лицо, когда Лёва уставляется на меня.

— Юля, ну нельзя же так сбивать с ног, — помогаю девчонке слезть с туловища моего молодого человека.

— Я просто по привычке решила съехать с горки на подошве, а здесь вы, — звонко смеётся Громова, сдувая прядь волос с лица и поправляя шапку.

— Поосторожней надо быть, — рычит Лёва, стряхивая липкий снег с одежды и уничижительно поглядывая в Юлькину сторону.

— Внимательность — моё второе имя, вообще-то.

— Я