Шрифт:
Закладка:
Лысый человек положил счеты на стол, прикоснулся к ним бережными, ласкающими движениями и, прикрыв глаза, проговорил тихим, шелестящим змеиным голосом:
– Три… мне непременно нужны все три. Тогда я обрету небывалое могущество. Вы должны мне помочь, вы это можете, я знаю… Вы должны мне помочь найти еще две доски. И когда все они будут моими, мне будет подвластно все.
Он встряхнул счеты – и костяшки ответили негромким шорохом. Встряхнул немного сильнее – и несколько черепов сдвинулись с места. Лысому человеку показалось, что черные черепа издевательски скалятся.
– Подайте мне хоть какой-нибудь знак! – Голос его стал умоляющим. – Я твердо знаю, что остальные доски находятся где-то здесь, близко! Я это чувствую!
Он положил руку на счеты и провел пальцами по костяшкам. Показалось ему или белые черепа под его рукой потеплели? Неужели это знак?
Он сложил руки домиком и помолился – не Богу, нет, а той силе, которая, как он надеялся, поможет ему найти недостающие счеты. А уж что делать потом, он знает: нужно отложить на всех трех счетах число, которое он нашел в старинном манускрипте. Манускрипт случайно попался ему на глаза, вернее, поначалу он так думал… но на самом деле все взаимосвязано, так что и недостающие счеты он обязательно найдет. Главное – верить, что так будет. А он верит.
Лысый человек прислушался к себе и решил попробовать еще раз. Вдруг повезет? А если нет, то он станет пробовать снова и снова.
Он отложил несколько костяшек на первом и втором стержнях и снова прикрыл глаза. Перед его внутренним взором возник желтоватый клубящийся туман, который стал бледнеть, и сквозь него проступило старое морщинистое лицо, а затем и вся фигура…
Есть! Кажется, он нашел еще одни счеты!
Он посидел немного, успокаиваясь, дождался, пока руки перестанут трястись, а голос срываться и скрипеть, потом нажал кнопки на телефоне и сказал тихо, но твердо:
– Вы мне нужны.
И отключился, зная, что та, кому он позвонил, не станет отговариваться занятостью или простудой и прибудет сразу же, как только успеет доехать. Она знает, что медлить ей нельзя, он этого не простит.
Даниил Никодимович услышал трель дверного звонка, встал с дивана и старческой шаркающей походкой поплелся в прихожую. Там он накинул стальную цепочку и только после этого открыл дверь.
На лестничной площадке стояли две женщины: одна блондинка, другая жгучая брюнетка, и тем не менее чем-то они были неуловимо похожи. Обе молодые, впрочем, в последнее время Даниилу Никодимовичу все люди моложе пятидесяти казались молодыми, одеты вполне прилично, на лицах одинаковые неискренние улыбки, когда улыбаются только губы, глаза же при этом смотрят серьезно, настороженно и оценивающе.
Исходя из этого, старик подумал, что женщины хотят ему что-то продать – например, какое-нибудь лекарство от всех болезней или совершенно бесполезный, но дорогостоящий прибор, – и проговорил усталым от возраста и осознания собственной правоты голосом:
– Я ничего не покупаю.
– А мы ничего и не продаем, – с наигранной радостью ответила брюнетка и добавила: – Мы только хотим с вами поговорить, Даниил Никодимович.
Старик отметил, что они знают его имя-отчество. Впрочем, это ничего не значит, в наше время мошенники запросто могут узнать о человеке все что угодно…
– О чем вы хотите поговорить? И для начала – кто вы такие?
– Мы, – вступила в разговор блондинка, – работаем в музее бухгалтерии и учета.
На этот раз Даниил Никодимович заинтересовался. Он почти всю сознательную жизнь проработал бухгалтером – сначала рядовым, потом старшим, потом главным. С должности главного бухгалтера он вышел на пенсию. И за долгие годы своей работы привык думать как настоящий бухгалтер. Все события и явления жизни он относил на тот или другой счет бухгалтерского баланса и в зависимости от обстоятельств к дебету или кредиту, хотя бухгалтерский учет приучил его видеть в любом событии как положительные стороны, так и отрицательные.
Вообще, он считал, что метод двойной записи, придуманный итальянским монахом и математиком Лукой Паччоли, – величайшее достижение человеческой мысли, превосходящее по своему значению Закон всемирного тяготения и общую теорию относительности. Соответственно, самого Луку Паччоли Даниил Никодимович считал величайшим ученым в истории, потому что любое событие содержит в себе как плюсы, так и минусы, то есть дебет и кредит, и смысл жизни в том, чтобы найти между ними баланс.
– Никогда не слышал о таком музее! – проговорил он, и в голосе его не было прежней сухости.
– А он не так давно открылся, – мгновенно отреагировала брюнетка. – Совсем недавно…
– Он еще только собирает экспонаты! – добавила блондинка. – И нас послали поговорить с вами как со старейшим специалистом по бухгалтерскому учету. Наш музей…
– Музей бухгалтерии и учета имени Луки Паччоли, – вставила брюнетка.
– Да, имени Паччоли… был бы вам очень признателен!
Имя великого предшественника окончательно растопило лед недоверия в душе старика.
– Что же мы стоим в дверях, – проговорил он смущенно, – проходите, пожалуйста…
Женщины не заставили его повторять приглашение и вошли в квартиру, как только он скинул цепочку и распахнул дверь.
По старой советской привычке Даниил Никодимович проводил неожиданных гостей на кухню, а когда они сели за стол, спросил, не желают ли дамы чаю. Они переглянулись и согласились. Хозяин дома согрел чайник, поставил на стол заварку и три красивые чашки из парадного сервиза и насыпал в хрустальную вазочку шоколадных конфет – тех, что остались после недавнего визита его племянника Данечки.
Разлив чай, сделав глоток и выдержав приличную паузу, Даниил Никодимович проговорил:
– Так чем я могу вам помочь?
– Вы ведь наверняка застали еще те времена, – начала блондинка, – когда не было персональных компьютеров, и бухучет велся вручную…
– Конечно, и это было еще совсем недавно.
При этих словах женщины недоверчиво переглянулись.
– Как же вы тогда считали? Неужели на бумажке, в столбик? – хихикнула блондинка.
– Ну почему на бумажке… у многих бухгалтеров были механические арифмометры «Феликс». Их еще в шутку называли «Железный Феликс». А те, у кого не было арифмометра или кто не умел им пользоваться, использовали обычные счеты…
При этих словах женщины переглянулись.