но оттого не менее обидный: Элеонора, как герцогиня Аквитанская, и Генрих, как герцог Нормандии, по закону являлись вассалами короля и не могли вступать в брак, не уведомив прежде сюзерена о своих намерениях и не получив его одобрения. То есть Людовиком явнейшим образом пренебрегли, просто поставив перед фактом. И это было еще только началом… Как отметил хронист Генрих Хантингдонский, эта свадьба «стала причиной и источником великой ненависти и раздора между королем и герцогом». Правда, позже король тоже счел себя вправе пренебречь уведомлением прекрасной вассалки о том, что проедет через ее владения – такое тоже было предусмотрено тогдашними правилами. Ну, пока это был довольно долгий период обмена мелкими пакостями, порой свойственный бывшим супругам, время и история все расставят на свои причудливые и неожиданные места.

Пока же свершившееся поставило современников в полное недоумение. Как, когда новобрачные успели договориться, если не сказать, «снюхаться»? (Если последний термин коробит глаз, можно обратиться к нашему внештатному сплетнику, Геральду Камбрийскому, утверждавшему, что их браку предшествовало прелюбодеяние (пер. с англ. – Е. С.): «Генрих, как все говорят, осмелился на прелюбодейное вмешательство осквернить эту так называемую королеву Франции, увел ее от собственного мужа и сам на ней женился. Как тогда, я спрашиваю, от такого союза могло бы родиться счастливое потомство?») Современник-хронист Роберт де Монде тоже признается в бессилии разрешить эту задачу, попутно отмечая и объясняя недовольство Людовика (пер. с англ. – Е. С.): «Около недели после Троицына дня (18 мая) Генрих, герцог Нормандии (то ли внезапно, то ли намеренно) женился на Элеоноре, графине Пуатье, с которой незадолго до этого развелся король Людовик из-за близкой степени родства; узнав об этом, Людовик разжегся [яростью] на герцога, ибо он имел двух дочерей от нее и не хотел, чтобы они лишились наследства, что неминуемо случилось бы, если б у нее появились сыновья от другого мужа». Так что же это – такая вот бурная страсть или тонкий расчет? Или все вместе?

Геральд Камбрийский. Старинная гравюра

Четких ответов в принципе нет до сих пор. Скорее всего, на этот раз это действительно был выбор самой Элеоноры. Можно только представить, как она расцвела к своим 30 годам! Иной раз утверждают, что Генрих соблазнил ее будущей короной Англии, но это вряд ли – скорее, это объяснение постфактум, английский престол еще предстояло завоевать. Да и Элеонора за корону вовсе не цеплялась, иначе этой умнейшей женщине ничего не стоило бы «подладиться» к образу жизни своего бывшего благоверного филина. С другой стороны, порой обвиняют Генриха, что он видел в Элеоноре больше ее земли, чем волшебные глаза, волосы и перси, тем более что невесте было 30 лет, а жениху – 19. Тоже вряд ли, хотя невеста с большим приданым, наверное, все же лучше, чем просто невеста. Дело в том, что Генрих всю свою жизнь был чрезмерно любвеобилен – уже к тому времени у него, видимо, были «незаконные» дети (и с годами количество его бастардов обоего пола непрерывно возрастало), а уж как рьяно с Элеонорой они начнут «строгать» детей – об этом позже. Другое дело – разница в возрасте. Да, тогда по большей части было принято знатным мужам зрелым и даже престарелым брать за себя девочек лет 13–15. Примером может служить сама Элеонора в пору первого брака, да и ее покойный дядя Раймунд тоже в свое время выкинул знатный номер, прибыв в Антиохию: все думали, он женится на 30‐летней вдове антиохийского князя, и он даже искусно поддерживал это мнение, а сам внезапно похитил и женился на ее 10‐летней дочери, так что Алису просто поставили перед фактом и отправили с глаз долой куда подальше. Там, правда, присутствовал чисто политический расчет – гипотетически будущий ребенок дочери имел больше прав на престол, чем будущий новый ребенок ее матери. Но это так, к слову. Однако бывали и иные примеры, причем, как говорится, за ними вовсе не надо было далеко ходить: Матильда, мать Генриха Плантагенета – вдова германского императора и дочь короля Англии Генриха Боклерка – была на 15 лет старше своего второго мужа, Жоффруа Анжуйского. Земель она, правда, не принесла, только политические дивиденды, зато какие!.. Не исключено, что пример родителей заставил нового мужа Элеоноры игнорировать разницу в возрасте. Можно допустить, что молодому герцогу было лестно жениться на королеве, пусть даже и бывшей, но столь знаменитой и прославляемой по всей Европе своими верными трубадурами. И, опять же, фактор желания, разве его отбросишь? Если Элеонора и впрямь была такой роскошной (а сомневаться в этом нет никаких оснований), разве тут будешь думать о возрасте, тем более во времена, когда любой день запросто мог оказаться последним?..

Элеонора душевно расцвела, что вполне заметно по ее грамоте, продиктованной несколько дней после заключения этого брака и адресованной ее любимой обители, Фонтевро: «Расставшись, по причине близкого родства, с моим сеньором, Людовиком, прославленным королем Франции, и сочетавшись браком с моим благороднейшим господином, Генрихом, графом Анжуйским, я ощутила вдохновение свыше (!!! – Е. С.) и пожелала посетить святых девственниц из Фонтевро и, Божией милостью, смогла осуществить намерение, занимавшее мой ум. Итак, ведомая Господом, я прибыла в Фонтевро, переступила порог, за которым собрались монахини, и там, с сердцем, исполненным трепета, одобрила, подтвердила и скрепила согласием все дары, каковые мой отец и мои предки вручили Богу и церкви в Фонтевро, и в особенности – дар в пятьсот су пуатевинской монетой, который вручили им сеньор Людовик, король Франции, в то время, когда он был моим супругом, и я сама»[36].

Несколько недель молодые были счастливы в Аквитании; растерянный и униженный Людовик отослал им предписание явиться к нему на суд – за нарушение упомянутого нами ранее обычая испрашивать разрешения на брак; его унизили еще больше, проигнорировав повестку. Тогда французский король напал на Нормандию, заручившись поддержкой брата Генриха, Жоффруа (того самого, что пробовал «охотиться» на разведенную Элеонору) – и понес сокрушительное поражение, вероломный брат был пленен. Генрих настолько обезопасил свой тыл, что в начале 1153 г. рискнул отправиться в Англию на очередную схватку со старым Стефаном. Именно там он получил радостное известие – 17 августа Элеонора родила ему сына, названного Вильгельмом. Как ее пращуры и как великий прадед Генриха, Вильгельм Завоеватель. Одним этим именем новорожденного младенца была сделана весьма амбициозная заявка на будущее. Легко представить, как на такое известие отреагировал Людовик. Элеонору 15 лет обвиняли в том, что она неспособна произвести