В общем-то, не могу сказать, что я как-то прямо душой прикипел к Астароту. Заменить сейчас солиста — дело не особо сложное. «Ангелочки», пока что, известны только в узких кругах, которые немного посплетничают по этому поводу и быстро забудут.

Я цеплялся за Астарота немного по другому поводу. Даже если отставить в сторону один из моих важных жизненных принципов «играть теми картами, которые сданы», как нечто романтичное и пафосное, и вернуться в эту нашу жестокую реальность девяностых, то Астарот для меня был в каком-то смысле вызовом что ли. Психически он здоров. Не маньяк, не психопат, не шизофреник. И даже завалящего биполяра у него нет, видал я в своей прошлой жизни и маниакально-депрессивных, и стукнутых ПТСР-ом. Ничего такого. Просто немного инфантильный, неуравновешенный и не очень уверенный в себе подросток. Лелеющий в своих влажных фантазиях большой успех и всеобщее преклонение. И в целом неплохой человек. Нельзя его прямо сходу записать в мудаки, кидалы или ненадежные тряпки. Просто, как говорится, есть нюансы. И очень просто сейчас рубануть с плеча, сказать Астароту, чтобы он нахрен шел со своими истериками, прийти в рок-клуб на очередное плановое прослушивание кандидатов, выбрать патлатого говнаря посимпатичнее и переманить к себе.

Но что потом?

— Ты не ответил что думаешь… — потормошил меня Бельфегор, вырывая из задумчивости.

— Насчет нового солиста? — усмехнулся я. Потом подмигнул ему. — Друг мой, Борис, а ты случайно не знаешь адрес фабрики, где производят идеальных людей?

— Чего⁈ — фыркнул Бегемот, который как раз в этот момент сунул в рот очередной бутер. И его вообще ни капли не смущало, что он буквально только что собрал его составляющие с пола.

— В общем-то, никаких проблем нет в том, чтобы сказать сейчас Астароту, чтобы он шел лесом и по-быстрому подобрать себе нового фронтмена, — усмехнулся я. — Но тут вот какая штука… Саню мы с вами уже много лет знаем, к нему привыкли и все такое. Ну да, сегодня он себя повел как кусок говна на лопате. Уверен, что сейчас об этом жалеет… Подумайте вот о чем. Вокалиста мы найдем, вообще не проблема. Устроим кастинг, свистнем, тут же набежит мечтателей из числа тех, кто играть не умеет, но очень хочет красоваться на сцене. И у кого-то стопудово окажется нормальный голос, мы же не оперный бас ищем, в конце концов…

Я внимательно оглядел своих «ангелочков». Бельфегор смотрел на меня немигающим взглядом, ожидая продолжения. Бегемот задумчиво жевал бутер, и на лице его отражалась напряженная работа мысли. Макс выглядел философски. Присел на край стола, скрестил руки на груди и смотрел в окно. Кирюха выглядел расстроенным.

— А потом окажется, что наш такой расчудесный новый вокалист, например, носки не стирает, — фыркнул я. — И на всех репетициях у нас теперь стоит духан, как в моей качалке, только хуже.

— Фу… — сморщился Бегемот. — Я же ем…

— Или с ним все время на репетиции будет таскаться дамочка типа… — я посмотрел на Макса. — Типа Ширли. Или он вообще на героине сидит… В общем, проблемы могут с кем угодно быть.

— Ну да, — вздохнул Бельфегор. — Просто сегодня Саня… ну прямо вообще…

— Есть предложение, парни, — сказал я и сел в кресло. — Давайте мы попытаемся разрулить. Ну или я попытаюсь, а вы мне подыграете. И если не получится, то вот тогда мы и подумаем уже…

— А Питер как же? — встрепенулся Бельфегор. — нас же Сэнсэй на фестиваль пригласил, мы что, будем отказываться? У нас ведь даже теперь деньги есть…

— С ума сошел? — фыркнул я. — В Питер мы едем, без вариантов. Даже если нам Саню понадобится замотать скотчем и в багаже тащить.

— Уф… — облегченно выдохнул Бельфегор. — А я уж было подумал…

— О, получилось! — обрадованно сказал Стас. И на экране снова появилась сцена «муки» и мои «ангелочки» при полном параде.

Я шел домой, мурлыкая песенку. Настроение было отличным, погода для новокиневской зимы прекрасная — легкий морозец, безоблачное синее небо и солнце, рассыпающее радужные искры на пушистом свежем снегу, нападавшем этой ночью.

Сегодня я полностью и окончательно закрыл страницу работы на рынке, попрощался со всеми, прикупил по случаю пару коробок птичьего молока, кусок парной свинины и килограмм зеленых яблок. Ближе к обеду у Евы закончатся пары, и она пообещала нагрянуть в гости, так что неплохо бы соорудить из мяса что-нибудь вкусное и питательное.

Я поднялся на свой этаж, и, еще не успев открыть дверь, услышал, что внутри царит нетипичное оживление. Кто-то топает, что-то таскают.

— Здорово, труженники, — громко поздоровался я, скидывая ботинки. — Что за суета?

— Так домой собираемся, — ответил за всех Степа, волоча по полу свой чемодан. — Закончилась работа в этот раз.

— Как-то быстро вы, — хмыкнул я.

— Ударными темпами отработали, ага! — хохотнул из кухни Коля. — Слушай, Вовчик, мы тебе тут сложили всяких солений и еще… всякого. Это ничего, нормально?

— У меня еще фарш в холодосе остался, два куска! — прокричал из своей комнаты Иван. — И масло сливочное.

— Пожрать — это я завсегда рад, — усмехнулся я. — Так что оставляйте, как-нибудь справлюсь с вашими продуктами.

— Ага, — сказал Иван. — Тогда давай в твой холодильник мясо что ли переложим…

Парни продолжили свои шумные сборы, а я двинул на кухню жарить мясо. Стоял над сковородкой, продолжал мурлыкать засевшую в голове песенку и ощущал удивительную такую безмятежность. До странности хорошо мне было в этой странной эпохе, вот что. Я уже много раз ловил себя на этой мысли, вот и сегодня как-то до пронзительности отчетливо это почувствовал. На плите шкворчит свинина с луком, в прихожей топают мои забавные соседи, парни широкой души и прочих больших достоинств. Где-то уж совсем рядом поскрипывает снег под изящными сапожками Евы. «Ангелочки» сегодня заняты каждый чем-то своим, выходной у них,