от кого-то из местных. Идут к морю, стараясь нас обогнать, – переворачивая над огнём веточку с нанизанными дымящимися грибами, обращаясь сразу ко всем, рассказывал Басен. – Говорят, их не меньше, чем нас. Вот только непонятно, на что они надеются? Пророк-то с нами. Избранные-то мы.

– Как они вообще осмелились идти в Иерусалим без пророка, – согласился с Басеном кто-то из мальчишек.

– Не будет им удачи в пути, – в тон остальным вставил своё слово и мальчик с соломенными волосами.

Позже слухи о выдвижении немецких детей полностью подтвердились. Желая обогнать по пути французское воинство, германские дети, под предводительством мальчика Николаса двинулись к морю через высокогорье Альп, отказываясь от помощи взрослых, веря, что с ними не может случиться ничего плохого. Около двадцати тысяч детей вышли из Кёльна, сопровождаемые напутственными криками различных фанатиков, и двинулись к вечным ледникам Альп, чтобы кратчайшим путем попасть в Италию. Во французском воинстве ни у кого не возникало сомнений, что поход германцев изначально обречен на провал. Их вёл самозванец, самый обычный мальчишка из плоти, которому не дано видеть тайны духовного мира, а если слепой ведёт за собой слепцов, все упадут в яму. Избранным являлся только Стефан.

– Гасконцы сегодня какой-то хутор обчистили, – переводя разговор на насущные темы, завистливо произнёс старший из мальчишек. – Там одна старуха была. Забрали всё, что у неё было: хлеб, два мешка брюквы и дойную козу. Сейчас, наверное, эту козу жарят. А у нас одни грибы. Надо в сторону с дороги уйти. Может, и нам повезёт.

Все согласно закивали головами. Совершить налёт на какой-нибудь хутор представлялось крайне соблазнительным. Не стоит идеализировать детей. Не шли они по лесам Франции с букетиками цветов в руках, обратив взоры к небу, как позже представлялось сентиментальным летописцам. В детях разное: и добро, и абсолютная безжалостность. Они могли начисто обокрасть одинокую беззащитную старуху по пути, совершенно не думая, как она после этого будет жить, и в тоже время плакать над каким-нибудь слепым котёнком.

Дети есть дети, в толпе они бездушны, а по одному маму зовут.

* * *

Утром, на десятый день пути, деревенскому священнику падре Паскале было видение.

Это случилось перед самым рассветом, когда, вымотанные долгим переходом, дети спали вповалку на земле возле потухших костров. В ту ночь в лесу лёг туман. Белая низовая дымка накрыла кустарник и спящих детей.

В какой-то момент вдалеке засвистела первая ранняя птица. И в этот самый миг священник вздрогнул и резко сел на влажной от росы траве, словно его кто-то потряс за плечо. Не понимая причины пробуждения, священник протёр глаза и тут же замер на месте, забыв опустить руки.

Стояла полная тишина. А в нескольких метрах от него в тумане виднелась какая-то фигура.

Окончательно не проснувшемуся священнику показалось, что это кто-то из сопровождающих поход родителей пробрался в стан и бродит среди детей. Но это было не так. Фигура принадлежала женщине, но одета она была в какие-то странные белые одеяния, какие не носят во Франции.

В тишине женщина в белом ступала между спящими детьми, время от времени склонялась над кем-то из них. Лица её было не разглядеть, волосы покрывала белая накидка.

Фигура то скрывалась, то вновь появлялась в тумане. Испытывая безотчётный страх, падре Паскале сидел на траве, боясь пошевельнуться, наблюдая, как одетая в странные одежды женщина склоняется над детьми и что-то шепчет, словно называет их по именам. Туман в лесу только прибавлял ощущение какой-то нереальности происходящего.

Женщина казалась священнику странно знакомой. В какой-то момент она слегка обернулась, священнику показалось, что сейчас он увидит её лицо и закричит. Ещё бы секунда – и он бы сумел её увидеть, но в этот миг вдалеке затарахтела птица, время словно убежало назад, и падре Паскале вновь резко сел на земле, протирая глаза, как будто только что проснулся. Женщины среди спящих детей уже не было.

– Это была Богородица. Всё понятно, – чувствуя, как у него холодеет затылок, а в груди вырастает, ширится и вот-вот лопнет что-то огромное, трясясь, как в ознобе, шептал сам себе падре Паскале, хотя ничего ему понятно не было. Как и не было понятно, почему он решил, что это была именно Матерь Божия.

К тому моменту, когда занялась заря, священник уже не мог дать себе точный ответ, сон ли ему приснился или женщина и вправду ходила среди спящих детей. Как и невозможно было понять, что она делала: благословляла детей или, наоборот, оплакивала их судьбу.

– Я не знаю, что впереди, – шептал сам себе священник, сидя на земле, не обращая внимания на шум и суету пробуждающегося стана. – Но я точно знаю, что Матерь Божия среди них. Подскажи, Господи, зачем всё это?

Пока всё шло хорошо, но падре Паскале понимал, что это ничего не значит. Очень скоро дети выйдут к морю, и вот тогда он станет свидетелем великого краха детской веры. Чем сильнее была их вера, тем глубже будет их разочарование, когда море перед ними не сдвинется с места. Появится пустота, которую уже ничем не заполнить, и мир, который до этого был раскрашен только яркими и светлыми красками, станет тёмен и беспросветен.

Домой дети станут возвращаться поодиночке или мелкими группами, им уже никто не поможет, все над ними будут только смеяться и гнать подальше от своих деревень. Сколько произойдёт трагедий? Многие не запоминали дорогу. Половина из них не доберётся до дома, пропадёт на просторах страны, а те немногие, которые смогут вернуться, навсегда потеряют веру в Бога: небо станет для них пустым. Детская вера хрупкая, ломкая, зачем им такое испытание? Им не объяснить всей сложности человеческой жизни.

– Подскажи, Господи, зачем всё это? Для чего? Дай мне знак? – шептал падре Паскале.

– Идите к нам, святой отец, – прервала его размышления девочка лет десяти в рубахе с нашитым крестом. – Давайте завтракать. У нас есть сухой хлеб и немного ягод. Идите к нашему костру.

Священник вздрогнул, заморгал, поднялся на ноги и покорно направился к детям. Глядя на него, дети улыбались.

Безобидный, низенький, носатый падре Паскале воспринимался ими таким же ребёнком. Они не видели его мудрости, ведь зачастую мудрость и простота слиты воедино. Он не учил их жить, не разыгрывал из себя всезнающего, он просто шёл рядом. В ответ они заботились о нём.

По их мнению, этот смешной, до наивности добрый взрослый был совершенно беспомощен, не мог даже птичье гнездо разорить.

* * *

Пока всё шло хорошо. Погода стояла прекрасная. Целыми днями на