— Перед отцом объяснюсь сам, — дернул щекой княжич, — а ты мне не отец и даже не мать. И указывать мне не смей.

— Святослав не просто так оставил меня в Киеве, — сказала Предслава.

— Конечно не просто, — зло ответил Ярополк, — он все еще думает, что мне нужна нянька. Да только я уже давно не отрок — и видит Перун, что для того, чтобы править. мне не нужны советы мачехи-ведьмы. Хватит и того, что ты сбиваешь с толку мою жену.

— Предслава учится почтению к нашим богам, — сказала княгиня, — и тебе не помешало бы поучиться вместе с ней. Тогда, может быть, ты не стал бы слать послов к немцам.

— Я должен спрашивать у тебя, с кем мне иметь дела? — княжич надменно вскинул голову, — или плохо то, что немцы, наконец, научились считать нас за равных?

— Они никогда не посчитают себе равными тех, кто не принял Распятого, — возразила Предслава, — или ты не слышал, как они при еще при твоей бабке присылали епископа Адальберта, чтобы он крестил Киев. Его прислал Оттон, кесарь германцев, а сейчас его сын принимает твоих послов на своем сборе князей, шлет в Киев воинов — она покосилась на стоявших у престола чужаков, — зачем? Что он захочет взамен?

— Иному воинскому искусству с Запада нашим воинам не грех будет и поучиться, — сказал Ярополк, — за этим я и пригласил людей Оттона ко княжескому двору. А насчет того, что они не считают нас равными — так это дело наживное. Ромеи вон тоже не считали, а теперь мой отец, лучший друг ромейского кесаря, хоть и от Богов не отрекался.

— Греки нам не друзья, — покачала головой Предслава, — с немцами, может и побольше общего будет. Вот только грекам пока что нужны войска твоего отца, а Оттону — нет, он и сам неплохо умеет воевать. И если он шлет тебе не только воев, но и своих монахов, вроде того Адальберта, которого прогнал твой отец...

— Хватит меня попрекать отцом! — Ярополк рывком поднялся с престола, — сейчас не те времена, что при бабке Ольге и немцы давно выучили полученный тогда урок. Вернется великий князь в Киев — перед ним и буду ответ держать, а ты — не смей меня поучать.

Грохоча сапогами, он почти выбежал из гридни, и вслед за ним, кидая на княгиню неприязненные взгляды, последовали и дружинники. Когда за последним из них закрылась дверь, Предслава пожала плечами и, гордо вскинув голову, поднялась на Соколиный Престол. Не успела она усесться на троне, как почти сразу скрипнула дверь и перед женщиной склонился в поклоне худощавый варяг в черном одеянии.

— Говори, — бросила княгиня, — что тебе удалось узнать?

— Вместе с немецкими воинами в Киев прибыл и священник от Оттона, — сказал доглядчик, — княжич Ярополк часто приглашает его в свою горницу, хотя мне и неведомо о чем они говорят между собой. А в Киеве продолжают ходить слухи о христианстве княжича — и, как я прознал, особо рьяно распространяют их люди Добрыни, дядьки княжича Владимира. Многие из тех трепачей собираются в Вышгороде у Малки, бывшей...

— Достаточно! — щека Предславы дернулась при звуке ненавистного имени, — так вот, значит, кто мутит воду в Киеве? Хорошо, ты знаешь, что делать.

— Как будет угодно княгине, — Ворон склонил голову и, шагнув на шаг назад, исчез за дверью, оставив Предславу на Соколином Престоле в тяжелых раздумьях. Его нарушили только негромкий скрип двери и осторожные легкие шаги. Княгиня подняла голову и ее губы озарила слабая улыбка.

— Соскучилась по тезке, Предслава?