Шрифт:
Закладка:
Сначала мы работали молча, потом я попыталась Рузану разговорить и с удивлением узнала, что ей недавно исполнилось двадцать девять лет, а мне казалось уже под сорок. Две дочки растут в каком-то селении у родственников отца, третью малышку она потеряла в тяжелых родах. Абдуль Мясник очень хотел сыновей, но врач сказал, что Рузана вряд ли еще станет матерью. Так она получила развод, планирует к зиме перебраться обратно к родителям.
Пока одежда гостей бурлила в котле, мы смогли немного отдохнуть – пили чай вприкуску с желтым махрабским сахаром. Приторно сладко, а в конце тонкая горчинка. Рузана запарила листочки и цветы горного шалфея, принесла маленькие лепешки с засохшим овечьим сыром. У меня душа ныла и руки болели от непривычно тяжелой работы. Я ни в чем не хотела повторить судьбу этой несчастной женщины.
Наконец мы деревянными щипцами вытащили горячую одежду из котла и оставили стекать на решетку. Потом долгий спуск к реке и там пришлось немало потрудиться, на обратную дорогу у меня не хватило сил. Рузана с мальчиком ушли далеко вперед, а я задержалась на берегу. Ни о чем не могла думать, и чтобы отдышаться лежала в сухой траве, уставившись в небо, а когда послышался нарастающий гул, лениво решила, что будет гроза.
Но в поселке началась суматоха, забегали люди, раздались воинственные крики. Я догадалась отползти ближе к деревьям, и тут меня оглушил взрыв. Будто земля поднялась и ударила в лицо, лишила зрения и слуха. Потом еще и еще удар, мелькнула слабая мысль, что пришел конец света, и бездна раскрылась, сейчас всех проглотит, не разбирая, кто виноват, кто прав.
Очнулась я в тягучей зыбкой тишине, но скоро внутри моей головы тоненько зазвенела струна, почему-то вспомнилась музыка на свадьбе Айзы, счастливое лицо невесты и черные глаза Кемаля. Я на четвереньках миновала бугор вывороченной земли и увидела впереди обвалившийся угол сарая, где держали Мишу.
Плохо понимая, что делаю, я потащилась туда, обдирая до крови пальцы, разобрала камни, проникла внутрь. Наверно, хотела найти его, убедиться, что не пострадал от бомбежки. Меня вело вперед простое желание найти живого человека в этом аду, убедиться, что я не одна.
Говорить не могла, только слабо мычала и слышала себя будто через плотный слой воды в ушах. Двигаясь как машина, оттаскивала упавшую дранку с крыши и деревяшки забора, делившего сарай на две половины. Потом я увидела черную босую ногу и вцепилась в нее, силясь вытащить Мишу на свободное место.
Он показался мне очень тяжелым, удалось совсем немного его сдвинуть, и на меня вдруг напал странный смех. Пальцы ноги пошевелились, будто Миша пытался мне знак подать, мол, тащи быстрее. Не знаю, что тут смешного, но не могла остановиться, кашляла землей и пыталась представить, что это глупая игра скоро кончится.
Сейчас Миша бросит притворяться, встанет и уведет меня подальше отсюда, в большой мирный город или в родной поселок Малышово. Но это в России, туда не легко попасть, надо ехать на поезде или взять билет на самолет.
Все эти мысли беспорядочно крутились у меня в уме, пока я очищала Мишино лицо от соломы и глины, а на бок он уже сам перевернулся, насколько позволила цепь. Когда в небе снова засвистело, и снаряд упал где-то на берегу, я прижалась к Мише и чувствовала, что он закрывает мою голову рукой. Наверно что-то говорил или просто дул мне на щеку. Не знаю, сколько времени прошло, когда неподалеку зазвучала михрабская речь и вернулся страх.
Меня оторвали от Миши и грубо поволокли по развалинам сарая, потом бросили навзничь. Я приоткрыла глаза и увидела над собой силуэт мужчины с автоматом. Он размахивал рукой, отдавая приказы. Наверно, Шадар убьет меня за то, что была с русским во время бомбежки. За то, что выжила рядом с ним.
Я приподнялась на руках и села, вытряхивая глину из платка, очень хотелось прибрать волосы напоследок. Может, Рузана потом их помоет и расчешет, такие грязные, а перед Господом нужно предстать достойно… Где же Рузана? Я оглянулась, ища знакомые лица, но в толпе мужчин ее не было, а перед сараем на свернутой палатке лежал Муса Зиэтдин. Белую тонкую бороду его трепал ветерок. Нижняя половина тела была прикрыта одеялом, промокшим от крови.
Мишу тоже вывели из сарая и опустили на колени перед шейхом, заставили склонить голову, и когда он не сразу подчинился, ударили сбоку прикладом. Развернувшись по инерции, Миша уставился на меня с удивлением, будто только сейчас заметил и вспомнил, как недавно мы лежали в обнимку среди развалин. И так же с удивлением он сипло произнес священные слова, которые мы учили эти дня, которые так и не дождался от него Муса Зиэтдин.
– Предаюсь воле Всевышнего… Один бог на небе…
Потом Миша сложил руки на груди и уже серьезно повторил сокровенную фразу, принимая Дарам и все его древнейшие заветы. Я слышала, как в бессильной злобе скрипнул зубами Шадар, стоящий позади меня. Носок его ботинка болезненно ткнулся мне в поясницу, и я сжалась, готовясь принять худшее. Мужчины столпились вокруг Миши, спорили о чем-то, ругались до хрипоты.
Шадар схватил меня за плечо и заставил подняться, указал рукой в сторону дворика шейха.
– Иди туда, надо помочь. Попробуешь сбежать в лес, пристрелю. Ты что, не можешь идти? Мариам, ты хорошо слышишь меня?
Я смотрела на него и не могла поверить, что когда-то не спала ночи, мечтая о новой встрече, готова была убежать с ним на край земли, все отдать. Теперь меня трясло от единственного желания – никогда больше не видеть Шадара, забыть о нем до конца жизни. Шадар несет людям несчастья, он эпицентр зла.
Не добившись от меня внятного ответа, он счел нужным пояснить:
– Закопаем трупы и уйдем из Хамсуша. Будем пробиваться к махрабской границе. Там ждет работа поинтересней и заплатят больше.
Может, он надеялся, что начну возражать, добивался бурной реакции на свои слова, но я притворилась, что потеряла дар речи – трясла головой и разводила руками, улыбалась как дурочка.
Шадар снял ладонь с моего плеча, и я одна добралась до того места, где прежде стоял домик шейха. Среди
