– А-а-а, теперь ясно. Хабир видел на мне амулет и узнал. Будто нарочно судьба нас опять свела. Что ты об этом думаешь, Мариам?

Он говорил насмешливо, но я чувствовала, что злость не прошла, а все еще плещется в нем, выбирая форму, в которой прочно застынет.

– Я очень хочу домой попасть.

– А ведь я не могу тебя отпустить, Мариам. Больше скажу – права не имею тебя отпустить. Никто просто так из Хамсуша не уходит.

– Что это за место?

– Учебный лагерь для сторонников Абдуля. Один из многих в здешних горах.

– А ты зачем здесь…

Шадар приобнял меня левой рукой, забирая в правую мешок, который я уже волокла по земле, обессилев.

– Я учу парней выполнять поставленные задачи. Это моя работа.

– Какие задачи? – пробормотала я, боясь его рассердить. – Взрывать мирных граждан, брать заложников…

Шадар подтолкнул меня вперед, ускорил шаги.

– Ты лучше подумай, кем сама для меня будешь. Сестричкой уже не могу называть, иначе Хабир смертельно обидится, ведь я отказался брать шарту и с ним породниться, а он человек весомый, его здесь ценят. Ты поставила меня в очень трудную ситуацию, Мариам. Если бы мне раньше сказали, что в такие сети попадусь – ни за что бы не поверил!

Шадар прищурился, разглядывая в небесах большую птицу. Наверно, коршун или орел. Я уже несколько таких видела, пока добирались до аула.

– Какие сети? – дрожащим голосом прошептала я.

– Есть только одна уважительная причина отказа Хабиру – я тебя другому обещал или берегу для себя.

– И что ты ему сказал…

– Радуйся, Мариам, твое желание сбылось, придется мне все-таки стать твоим мужем.

– Нет… нет…

Он нехорошо рассмеялся.

– Видит Бог, я сам этого не хотел, но ведь ты столько стараний приложила. До самого Хамсуша добралась, вот что значит женское упорство.

– Я не хочу замуж.

Теперь в его голосе звучало нескрываемое презрение:

– Скулить поздно, моя дорогая. Здесь нечего делать свободной молодой девушке – это ее позорит и вызывает излишний интерес со стороны сотни голодных парней. Я могу оставить тебя только в качестве жены. Попрошу шейха как можно скорее провести церемонию. Наверно, ты завидовала Айзе и усердно просила Всевышнего об удачном замужестве. Твои молитвы услышаны. Выйдешь за любимого человека.

– Ты – убийца…

– Это было давно и в другой стране. Сейчас я только инструктор, за мою работу хорошо платят и риска меньше. Не бойся, Мариам, я тебя обеспечу до конца жизни.

Он опять засмеялся, будто нарочно дразнил. Я шмыгала носом и спотыкалась, бредя за ним к кирпичному домику на отшибе.

Глава 14. Обет почтенного Мусы

Давным-давно на месте этих развалин стоял большой дом, огороженный двумя рядами каменной ограды. Сейчас от нее мало что осталось, верхний этаж дома был полностью разрушен, а нижний густо оплетал плющ, скрывая также маленькие окна.

Во дворе был вырыт колодец, неподалеку в земле печь с глиняными стенками, тут же брошен хворост, сушатся на веревке длинные узкие полотнища серой и зеленой ткани. Все в заплатах. Я много чего успела рассмотреть, пока Шадар зашел в дом.

Шейхом здесь называют пожилого человека, преуспевшего на духовном пути. Мухаммед Насыр Муса Зиэтдин может нас поженить. Как я буду возражать? Заявлю, что меня украли из дома и тете нужно сначала нужно принести богатые подарки. Сошлюсь на слова Дарама о том, что женщину нельзя продавать, как скот. Первой уверовала в Мудрейшего – женщина, первой умерла за веру – женщина.

Я сжимала в руках лямки пыльного мешка и с грустью вспоминала, что некоторые духовные лица считают молодых симпатичных женщин «сетями иблиса». Вдруг Муса Зиетдин именно такой… Велит мне покориться и надеть чадру. Даже мамочка моя ее не носила, даже тетя Хуса.

Двери скрипнули, во двор вышел согбенный старец в белой чалме. Жиденькая длинная борода совсем седая. Шадар поддерживал его руку, у самого вид торжественно-мрачный, укоризненно кивнул мне и глаза широко раскрыл, мол, чего расселась дуреха. Я тут же опомнилась, вскочила на ноги, морщась от боли, и приветствовала шейха, как подобает.

Шадар отвел его под навес, усадил на низенький топчан под окном и тут же расстелил коврик для себя. За домом пронзительно заорал петух, я вздрогнула и тоже плюхнулась на краешек потрепанного ковра.

Муса Зиэтдин засмеялся и поманил меня скрюченным пальцем.

– Я иногда слышу плохо. Смотря кто и что говорит. Тебя зовут Мариам?

– Да, почтенный.

– А где твоя мать?

– Умерла, почтенный.

Муса Зиэтдин пробормотал несколько слов из Дарама, воздел сморщенные ладони к небу, из рукава его выпали четки из темного дерева.

– А где твой отец?

– Он… жив, наверно, только в другой стране, – замялась я.

– На заработках или воюет?

Шадар нахмурился и вступил в разговор:

– Ее родители развелись, когда она была маленькой. Мариам не помнит отца.

Муса Зиетдин зажал четки в горсть, перебирал по одной бусине, на меня даже не смотрел.

– Твой отец правоверный?

Я глубоко вздохнула и беспомощно покачала головой.

– Не знаю.

Шадар наклонился к шейху и что-то сказал ему в самое ухо, мне только послышалось слово «гяфур». Самое время признаться, что меня насильно привезли в горы и не хотят отпускать.

Не успела собраться с мыслями, как Муса Зиэтдин прямо спросил:

– Значит, твой отец русский? Ты знаешь его язык?

– Да, – просто ответила я.

У шейха были добрые выцветшие глаза, выглядел он очень довольным моим ответом.

– Сможешь перевести на русский слова из Дарама?

– Конечно… то есть, попробую.

Шадар взмахнул руками и теперь смотрел на меня с нескрываемым возмущением, будто я выдала страшную тайну. Потом они снова заговорили с шейхом на чужом наречии, в котором угадывался махрабский диалект.

Шадар о чем-то просил или даже настаивал, Муса Зиэтдин не соглашался, потом вдруг резко обратился ко мне:

– Ты очень торопишься получить мужа?

– Нет, вовсе нет, – быстро сказала я, чувствуя, что решается моя судьба.

– Это хорошо.

Шейх улыбнулся, погладив бороду на груди, задумчиво посмотрел вдаль за неровную линию темнеющего на холме леса.

– Дед мой дрался с большевиками, а отец с гитлеровскими собаками в Сталинграде. Я сам прожил долгую, трудную жизнь и под старость стал искать мира. Я хотел найти мир в священных книгах и дал обет привести к Всевышнему девяносто девять неверных. Милостивый Господь послал мне такую возможность. Видишь эти бусины, Мариам?

Я уважительно кивнула, не решаясь поднять взгляд на Шадара.

– Так вот… – продолжил