Повитуха подняла крышку кастрюли, и по кухне разнесся горький запах эрзац-кофе, приготовленного из моркови и репы. Тетушка Жужи аккуратно налила кофе в финджу. Затем она отмерила из своего флакона в белой бумаге две чайные ложки настойки, поскольку у Марицы запас зелья уже окончился, и добавила отмеренную порцию в кофе, сопроводив это фразой:

– Я отдаю тебе это за пятьдесят крон.

С момента приема первой дозы отравы прошло уже несколько недель. И повитухе, и Марице казалось просто невероятным, что мальчик все еще был жив.

* * *

Ненастная осенняя погода на несколько дней улучшилась, и некоторые мужчины в деревне решили воспользоваться погожими деньками, чтобы, забравшись на свои крыши, залатать там дыры и поправить слой соломы. Завершив работу, они посидели еще некоторое время наверху, присев на корточки и молча осматриваясь. Им было занятно понаблюдать со своей выгодной позиции и за происходящим в соседнем дворе, и за движением на улице. Они могли видеть румынских солдат, вышедших на патрулирование и рыскающих, как хищники, по путанице деревенских закоулков. Как это ни удивительно, но румыны практически не встречали на своем пути дворняг, поскольку те научились держаться от них на безопасном расстоянии.

Марица почувствовала облегчение, когда в эти дни выглянуло солнце. Как только немного потеплело, она переместила Шандора-младшего из дома наружу, поставив его кровать в боковом дворике. Она укрыла сына несколькими одеялами, и тот недвижимо лежал под ними, напоминая ей раненое животное. Марица подтащила поближе скамейку и, устроившись рядом с кроватью Шандора-младшего, подставила лицо солнцу и закрыла глаза. Она ощущала на своей коже солнечное тепло и наслаждалась им. Марица была вынуждена проводить все свои дни в темной, вонючей комнате вместе со своим сыном и чувствовала, что это помещение стало угнетать ее ничуть не меньше, чем неприятельская армия, расквартированная в ее доме. Когда она ощущала на себе бдительные взгляды румынских офицеров, ей начинало казаться, что она оказалась в ловушке. Солнечный, погожий денек и прогулка на свежем воздухе были для нее долгожданной передышкой.

За эти дни Марица в полной мере познала, что такое долг. Она относила в комнату Шандора-младшего подносы с едой и старые журналы, которые ей предлагали в погребке «Круг чтения», она доставала для сына различные мази и припарки. Когда его друзья появлялись в дверях ее дома, она сообщала им, что Шандор-младший слишком болен, чтобы принимать посетителей. Тетушка Жужи часто сидела с ней в комнате ее сына, и они вместе промывали стены и пол уксусом, чтобы продезинфицировать помещение и избавить его от неприятного запаха.

Сон у Шандора-младшего был весьма беспокойным, и именно в это время Марица внимательно присматривалась и чутко прислушивалась к своему сыну. Она осторожно, словно привидение, наклонялась над ним, никогда, однако, не прикасаясь к нему. Она отмечала бледность его кожи. Она придвигала поближе лампу, чтобы при ее свете рассмотреть его волосы, которые становились все более ломкими. После этого она отстранилась, не переставая следить за его дыханием – и ожидая, когда оно прервется.

* * *

Среда, 19 ноября

Ночью ощутимо похолодало, и короткая череда теплых дней резко оборвалась. На рассвете Марица разожгла в доме огонь во всех печах, и завтрак ожидал румынских офицеров в уютном тепле гостиной, где Марица разложила для них на столе еду.

Дверной проем и оконные рамы были занавешены от сквозняка кусками ткани. Чтобы сохранить тепло, вход на чердак также был закрыт одеялом. В доме стало тепло, как в летний день. Обычно утром офицеры сразу же отправлялись на свои посты. Они дежурили в сельской ратуше и в отделении почты и телеграфа, а также в погребке «Круг чтения». Однако сегодня в доме было так уютно, что они решили на этот раз поваляться еще немного. Все они так расслабились, наслаждаясь комфортом, что никто из них не заметил, как Марица выскользнула из дома. Не заметил этого даже Михай.

Марица быстро пробежала через замерзший двор. С дерева свисали сосульки, и, когда она нырнула под него, одна или две упали на нее, обломившись от ее резкого движения.

Добравшись до хлева, Марица изо всех сил дернула замерзшую задвижку. Дверь от сильного толчка открылась, и Марица вошла внутрь. Захлопнув за собой дверь, она прислонилась к ней, чтобы перевести дыхание. На крючок на стене рядом с дверью Михай обычно вешал лампу. Марица сняла ее и зажгла, истратив на это несколько спичек из коробка, которые он держал на полке рядом с фляжкой спиртного.

Поставив лампу на верстак Михая, Марица с бешено колотящимся сердцем поспешила к циновке, которая была разостлана рядом с дверью хлева среди ящиков с кормом и помойных ведер. Там лежал Шандор-младший. Он был похож на подстреленную птицу.

Марица склонилась над ним и ощутила запах гниющей плоти. Его кожа была серой, как земля. Шандор-младший казался крайне истощенным, все его лицо было в глубоких морщинах. Стоило только погладить его по голове – и из нее начинали выпадать целые пряди волос.

Марица расправила юбку своего платья и осторожно опустилась на циновку. Она слегка похлопала по куче одеял, которыми укрыла своего сына. Она перетащила сюда Шандора-младшего ночью. Ей это далось с большим трудом, и она не была уверена, что справится с этой задачей, пока не завершила задуманное.

Оставшись наедине со своим сыном, Марица начала беседовать с ним с такой откровенностью, словно он был ее сокровенным другом. Он стал невольным хранителем всех ее секретов, тайных планов, безумных проектов. Шандор-младший то приходил в сознание, то терял его – а Марица говорила с ним о его отце, о тех чертах характера, которые привлекли ее к нему, и о тех недостатках, которые были ей неприятны. Она рассказала сыну и о своем браке с лейтенантом в Будапеште, и о Михае. Она вспомнила светлые моменты из своего детства и те обиды, которые она все еще таила на друзей, с которыми она водилась, когда она была маленькой. Она рассказала о своем первом сыне, который родился до Шандора-младшего и вскоре умер от брюшного тифа. Марица разговаривала с сыном, как маленькая девочка со своей любимой куклой.

Через некоторое время она еще раз легонько похлопала по одеялам и всмотрелась в лицо своего сына. Его челюсть отвисла. Она знала, что теперь осталось ждать совсем недолго.

Марице остро захотелось сделать сыну