Шрифт:
Закладка:
После второго развода началась полоса путешествий. Сначала арабский мир, начиная с Северной Африки и заканчивая Персидским заливом. И опять деньги лезли к нему в руки, и его профессия приветливо подмигивала ему почти в каждой из столиц: встречи, переговоры, неожиданные решения по совместной деятельности, продажа и покупка оборудования, обмен опытом.
После Египта поехал в Индию, после Индии в Китай и Южную Корею. Он давно испытывал необъяснимую симпатию к корейцам. Кухня, наверное, нравилась. В Корее познакомился с одним корейским дипломатом Санг Уон Ли, католиком, который просил называть его Саймоном. У Саймона была мечта — увидеть Санкт-Петербург. Муслим пригласил его в Питер и организовал подробный десятидневный тур по городу.
Гостиница, в которой они жили, настолько впечатлила корейца своей сложной старинной красотой и вкусом, что он напросился на встречу с управляющим, на которой попросил его согласия размещать в этом неповторимом дворце туристов из Кореи. Особенно ему нравилось качество отделки и мебель. Узнал, что мебель делают и реставрируют на фабрике в Питере. Попросил рассказать об этом подробнее, и приехала Стеша. Муслим взглянул на неё и сразу почувствовал укол в сердце. Перед ним стояла нежная, скромная, утончённая от природы, образованная, милейшая женщина. Он искал такую всю жизнь.
Стеша была замужем за непризнанным гением-живописцем Владом, который страдал от алкоголизма, прикрываясь творческими поисками и ненавистью к мещанству. Детей у них не было, и они их даже не планировали. Годы шли своей чередой, отдаляя их друг от друга — художник всё глубже уходил в мир грёз и ожиданий божественного вдохновения, Стеша занималась реставрацией, благо город без такой работы её никогда не оставлял. Жили на зарплату, а иногда и на очень хорошие деньги дополнительных заказов, которые Стеша получала от состоятельных частных клиентов.
Старинные апартаменты в историческом центре Северной столицы стали вызывать огромный интерес. Почему бы не козырнуть квартирой в Питере, рядом с музеями и финляндской границей. Удобно, культурно, элегантно. Стеша работала с утра до вечера. Но даже самая любимая работа, особенно творческая, может так истощить человека, если у него нет возможности отдыхать или просто отвлекаться на что-то другое, что становится рутиной, а рутина ничего особо хорошего предложить не может. Хорошее и новое предложил Муслим, ворвавшись в Стешину жизнь на ковре-самолёте из восточной сказки. Но любви у неё не случилось. Она сказала «да», покривив душой. Устала. И вспомнила старую истину — «стерпится-слюбится».
Муслим отвёз супругу в Москву, в прекрасную квартиру на набережной Москвы-реки. Год она переделывала дизайн московского не очень грамотного интерьер — дизайнера, испортившего, по её мнению, всю мысль архитектора, и сделавшего такое, что никак не подходило для Москвы. Меняла полы, двери, мебель, шторы, покупала картины. Навела красоту и гармонию, чтобы жить и радоваться. Так и получилось. Только детей не было, а Стеша могла ещё родить. Но нет, так нет.
Зато у Гриши было два сына, милых и воспитанных. Брат женился в Грузии на красивой украинской девушке, у которой оказалось полно родственников в Австралии. Родственники эти занимались сельским хозяйством, разводили скот, имели свои заводы по переработке коровьих хвостов, и просто умолили Гришину жену, Оксану, уговорить мужа и переехать к ним в страну Оз. Стеша простилась с братом и племяшками, не успев насладиться своею к ним любовью.
Бездельничать наконец надоело. Муслим и Стеша, точнее, Стеша с помощью денег Муслима, открыла небольшое мебельное производство. Для души. Чтобы каждая вещь была идеальной. Чтобы ящики у комода выдвигались мизинцем, чтобы полировка была, как водная гладь, чтобы не было ни одной лишней детали, даже линии, чтобы дерево, из которого делался стол или стул было самой лучшей обработки. Стеша играла с качеством и никуда не спешила. Её вещи продавались как произведения искусства. Она любила махагон и дуб. Всё, что было сделано из дерева, ей было понятно — любого века, любой страны, любой школы. Удивить её было практически невозможно. Она стала ездить в Италию набираться опыта, пару раз летала в Штаты. Муслим радовался её успехам больше, чем своим, и больше, чем она сама радовалась.
Потом начались копания в себе, поиски духовности, смыслов бытия, Индия, Тибет, Китай, Южная Америка, русские старцы. Смыслы не находились. Делать ничего не хотелось. В семье начался разлад и вежливое молчание. Муслим разболелся. Стеше стало его жалко, она поняла, что кроме него у неё есть только её уже избалованный капризный характер и пара подруг-попрошаек. Она кинулась спасать своего Муслима, и депрессия отступила. И как раз примерно в это время поправившийся и повеселевший Муслим пришёл домой с ошеломительным предложением. Предложение касалось клиники «Гамаус».
16. «Гляжу на прошлое с тоской»
После случая в бассейне и волнительной ночи Эдвард целый день разыгрывал из себя послушного пионера-отличника. Улыбался, вдохновенно трудился на занятиях, приготовив на пять с плюсом домашнее задание, даже выучил стихотворение Бродского «Прощай», которое задали два дня назад. Задали, сказав, что поэзия — это апогей искусства, и человек, не знающий на память стихов, дальше идти не сможет. Куда идти, Эдвард, естественно, не уточнял, но холодком его обдало. Как будто они не знали, что он артист. Что для него выучить стишок? Да даже и из Бродского. Он когда-то им увлекался, но так, сам с собою, публично с такой поэзией никуда не выходил. Странно, однако, что они хотели услышать? Марго, правда, его предупредила, что её освободили от этого задания за ненадобностью. А почему же его не освободили, он же тоже артист, всю жизнь проработавший в театре? Эдварду такое отношение к себе показалось унизительным. Но он заставил себя не обращать на это внимание. Сейчас он будет послушным и благонадёжным.
Когда дело дошло до литературы, спрашивать стихи начали с Муслима. Его попросили выучить известное стихотворение Эдуарда Асадова «Не привыкайте никогда к любви». Эдвард подумал сразу, что этими предложениями, точнее, самой подборкой текстов, хозяева явно на что-то намекали.
Муслиму было неловко. Он и в школе-то бегал от этих стихов, как от чумы, и с литературой всегда был в натянутых отношениях, а тут на старости лет — публичное выступление. Но делать нечего — надо так надо. Муслим вытер носовым платком вспотевшую шею и отбарабанил все восемь куплетов без сучка и задоринки.
Не привыкайте никогда к любви!
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.
И,