Шрифт:
Закладка:
Однажды у них кончились продукты, и Джеймс вынужден был прошагать три мили под дождем до дома своего работодателя, чтобы купить немного пищи. «Мой муж, — вспоминала Елена, — шел по улицам Брунсвика [штат Мэн] с мешком за плечами, в котором было немного фасоли, немного кукурузной крупы, немного риса и немного пшеничной муки: это могло спасти нас от голода. Когда Джеймс вошел в дом с пением «Я странник и пришелец», я спросила: «До чего мы дожили? Не забыл ли нас Бог?» Муж поднял руку и ответил: «Тише, Господь не оставил нас. Он дает нам достаточно для удовлетворения наших теперешних нужд. Иисус жил не лучше». Я была настолько измотана, что после его слов в изнеможении опустилась на стул» (Рукопись 19, 1885).
Оба супруга твердо верили, что на них возложена миссия убедить разочарованных миллеритов в том, что они не должны терять надежды на Второе пришествие, что истиной для настоящего времени является весть о седьмом дне — субботе и что последней вестью, провозглашаемой миру перед концом времени, будет весть третьего ангела из Откр. 14:9—12. Все небольшие деньги, которые Джеймс и Елена получали за эти годы, уходили на поездки, на участие во встречах (то есть конференциях субботствующих адвентистов в 1848—1850 гг.), на первые публикации открытий, сделанных в процессе библейского изучения.
«В это время, — писала Елена, — мне было показано, что Господь испытывал нас для нашего же блага и готовил нас к служению ближним. Он тревожил наше гнездо, чтобы мы не успокаивались. Перед нами стояла задача трудиться ради других душ. Если бы мы процветали, наш дом стал бы настолько приятным, что мы не захотели бы оставлять его» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 106). В 1848 году Джеймс отмечал: «Я дал обет Богу, что направлю все свои силы на выполнение Божьего благословенного дела», на распространение трехангельской вести (Письмо Джеймса Уайта брату…, 1848, 2 июля).
Дела в семье Уайт поправились не сразу. В начале 1848 года Джеймс писал, что «все наши вещи, включая одежду, постельные принадлежности и домашнюю утварь, помещались в небольшом дорожном сундуке, да и то он был пустым наполовину. Нам ничего не остается, как только служить Богу и идти туда, где Бог откроет для нас путь» (Письмо Джеймса Уайта Хастингсу, 1848, 27 апреля).
Четыре года спустя, когда семья Уайт отправилась в Рочестер, штат Нью–Йорк, они, наконец, сами сняли в аренду дом, так что у них отпала нужда жить с другими людьми, в доме они могли разместить печатный станок и поселить нескольких других адвентистов, которые стали помогать им в их работе.
«Ты улыбнешься, — писала Елена Стокбриджу Холэнду, — если посмотришь на нас и увидишь нашу обстановку. Мы купили две старые кровати по двадцать пять центов каждая. Мой муж принес домой шесть старых стульев, причем среди них нет даже двух похожих. За стулья он отдал один доллар. Затем он достал еще четыре старых стула без сидений, и за них заплатил шестьдесят два цента. Каркас у стульев крепкий, и я сделала на них сиденья. Масло настолько дорогое, что мы не покупаем его, не можем также позволить себе картофель. Вместо масла употребляем подливку, а вместо картофеля репу. На первых порах мы ели на кухонной доске, положенной на два пустых бочонка из–под муки». Но, добавила г–жа Уайт: «Мы готовы переносить лишения, лишь бы дело Божье двигалось вперед» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 142; курсив мой. — Дж. Н.). Молодой Урия Смит, живший одно время вместе с семьей Уайт, в своих наблюдениях относительно питания в этом доме отметил, что теоретически он не был против того, чтобы есть бобы 365 дней году, но, когда эта еда превратилась для него в постоянную пищу, он собрался было возразить (Ревью энд Геральд, 1935, 13 июня).
Прошли годы, прежде чем семья Уайт достигла того, что можно назвать стабильным финансовым положением. Конечно, они могли добиться этого раньше, но, как мы увидим ниже, супруги постоянно жертвовали на становление и развитие Церкви адвентистов седьмого дня. Между тем их ранние лишения, а также природная наклонность на всю жизнь сделали Елену Уайт экономной, и она оставалась таковой даже тогда, когда другие не видели в этом необходимости.
Экономная всю жизнь
Елена Уайт знала, как экономить деньги в домашнем хозяйстве. Она была внимательной покупательницей, и имела наметанный глаз, чтобы видеть хорошее качество товара и хорошую цену. Она также регулярно пополняла семейную кладовую фруктами и овощами из своего сада и огорода. Однако ее непревзойденная способность экономить наиболее ярко проявилась в шитье. Разумеется, вначале только острая необходимость вынуждала ее идти на такую экономию. Например, в конце 1840–х годов Елена писала, что ставила не просто заплаты на пальто Джеймса, но латала даже заплаты на заплатах, поскольку «трудно определить, какой была первоначальная ткань на рукавах» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 107).
Помимо того что Елена Уайт посвящала довольно много времени шитью одежды для семьи, а также для других обездоленных, ею, казалось, владела подлинная страсть к вязанию. В любое время дня, когда ее руки были свободными, она могла погрузиться в свое любимое занятие. Ее невестка отмечала, что в последние годы свекровь еще вязала носки всей семье Уилли, а также другим людям. Мэй не возражала. Она не имела ничего против вязания, пока г–жа Уайт не стала настаивать, чтобы Мэй тоже научилась вязать. Мэй взяла у нее уроки на корабле, когда в 1900 году они плыли из Австралии в Соединенные Штаты. «Я связала один носок, — позднее вспоминала Мэй, — но до другого дело так и не дошло» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня).
Починка старой одежды была еще одним увлечением Елены Уайт. Она не любила отдавать кому–либо свою старую одежду, потому что, по ее мнению, это «могло разочаровать получающего». Г–жа Уайт дарила новую одежду, а старую чинила для себя и своей семьи (Молодежный руководитель, 1948, 23 марта).
Ее внучки вспоминали, что Елена Уайт не только чинила одежду членов семьи, но также шила им платья из своих старых черных платьев. Элла упоминала, что однажды бабушка купила небольшой кусок красной отделки для их платьев. «Вы же не
