– А ну-ка замри на месте! – приказал Михаил, боковым зрением отметив, что Коган разобрался со своими двумя противниками и держит обоих на мушке пистолета.

– Не советую, приятель, – криво усмехнулся ушастый. – Долго живым не проходишь.

– Советчик из Дома Советов, – хриплым зловещим голосом произнес Коган. – Засунь свои советы себе поглубже, чтобы при ходьбе не выпадали. Тебе сказали, что, если мы захотим, мы весь ваш паршивый городишко на уши поставим. Куда ты лезешь, шавка? На кого ты хвост поднял?

Ушастый посмотрел на двух убитых товарищей, посмотрел на двух живых, один из которых сидел на снегу, не зная, то ли подниматься, то ли лечь от греха подальше. Его товарищ стоял у стены чуть подальше, зажимая руками разбитый до крови нос, и злобно плевался. Какая-то тревога все же ощущалась. Главарь поморщился. Только что эти двое были в его власти, были, и на тебе! Два трупа, а оба залетных на высоте положения и командуют.

Но дальше случилось совсем непонятное и страшное. Тот тип, с выпуклыми совиными глазами и большим носом, который стоял у стены, вдруг повел стволом пистолета и в два счета свалил обоих еще живых бандитов. Один, сидевший на снегу, не успел вскрикнуть, как хлестнул выстрел, и из дырочки в середине его лба потекла струйка крови. Почти мгновенно раздался второй выстрел, и парень у стены, державшийся за свой нос, просто рухнул лицом вниз и замер без движения. Главарь побледнел, чуть было не сделал шаг назад, но взял себя в руки и остался стоять на месте.

Сосновский подошел, продолжая целиться ушастому прямо в лоб, и заговорил медленно, холодно. Даже не угрожая, а констатируя сам факт хладнокровного убийства четырех подручных ушастого и его простой участи.

– Тебя мы не убьем, – заявил Сосновский. – Ты пойдешь к своим, к тому, кто повыше тебя в вашем воровском обществе. И скажешь, что люди Седого беспредела не хотят, но и трогать их не стоит. Ты сегодня понял, почему. Мы за понятия, и, если нам что-то перепадет в этом городишке, мы внесем нужную долю в общак. Но когда мы отдыхаем, нам лучше не мешать. Ты понял меня? Вижу по глазам, что понял. Те, кто не понял, лежат вот здесь рядом. Все, уходи!

Глава 5

Мороз ушел, громко хлопнув дверью. Шаги капитана еще были слышны на лестнице, как дверь в кабинет открылась и внутрь неслышно скользнула Алина. Филонов вскочил из-за стола и бросился к девушке.

– Да ты что! А если увидит кто? Аленькая!

Девушка прижалась к груди Павла и тихо заплакала. Она вцепилась пальцами в его портупею и стала шептать, всхлипывая и шмыгая носом.

– Ты не понимаешь, ты совсем не понимаешь, что я одна, я тоскую, я соскучилась по тебе и не могу уже одна.

– Ну, что ты, маленькая. – Павел стал гладить Алину по волосам, прижал ее к себе. – Ну, потерпи. Я тоже страшно скучаю по тебе, но нам сейчас нельзя видеться, нельзя рисковать. Скоро все закончится, и мы всегда будем вместе.

– Скоро закончится? – Девушка отстранилась, вытащила из кармана платочек и стала вытирать нос. – Мне кажется, что это вообще никогда не закончится. Страшная какая война, третий год уже идет, и ни конца ни края ей не видно. Гибнут люди, страшно подумать, сколько погибло уже и сколько еще погибнет. Я читала, я знаю. Это же вся Европа против нас, а не только один Гитлер. Они же все как с ума сошли, идут за ним, чтобы нас завоевать, поработить. И итальянцы, и венгры, и румыны, и кто только против нас не воюет. Всем наша страна мешает, да?

– Глупенькая, не всем! – улыбнулся Павел, взял лицо девушки в ладони и посмотрел ей в глаза. – Не всем, потому что на свете очень много хороших людей, которые ценят мир, дружбу и братство между народами. И они сражаются вместе с нами против мирового фашизма! Ты не слышала про французскую эскадрилью «Нормандия»? Да что я, теперь это уже полк французских летчиков, которые сражаются плечом к плечу с нами против гитлеровцев. А партизанское движение по всей Европе? Мы все вместе с самыми лучшими представителями народов мира свернем Гитлеру голову. Да, много погибнет, но мир станет чище, и люди вздохнут полной грудью. Надо верить и надо терпеть, сражаться. Нельзя нам сейчас плакать, моя хорошая.

Последние слова Павел произнес с такой лаской, он так смотрел в девичьи глаза, что Алина опять пылко прижалась к нему, обхватив за шею руками.

– Я по папе тоскую, – прошептала девушка. – Мы ведь с ним были так дружны, так хорошо понимали друг друга. Он у меня был самый лучший. А этот твой капитан Мороз намекает все время, что папа мог сам что-то сделать с тем чертовым мотором, который взорвался на испытательном стенде.

– Не слушай никого, – поморщился Павел. – Во всем разберутся умные люди, никто не будет ложно обвинен. Я в твоего отца верю и буду его защищать, как и тебя.

– Вот и защити, Паша, защити, – капризно надула губки девушка. – Мне два дурака прохода не дают. Да эти инженеры – Лыков и Березин. Лезут со своими симпатиями, все пытаются мое внимание на себя обратить. Неужели вот непонятно, что у человека горе, что никакие глупости в голову не приходят, когда горе.

– Тихо, тихо. – Павел стал гладить Алину по голове. – Успокойся. Я поговорю с ними, так с ними поговорю, что у них навсегда желание приставать к тебе пропадет. Да и к другим девушкам тоже.

– Не надо, Паша, – вздохнула Алина и отстранилась. – Я все понимаю. Они дураки, а тебе нельзя показывать, что у нас с тобой отношения. Ты с ними станешь говорить, и всем будет понятно почему. Они же не дети, поймут, раз я тебе пожаловалась, значит, между нами что-то есть. А твое начальство тебя за это взгреет. Не надо, Паша, я сама справлюсь.

А Шелестов в это время стоял в темноте за занавеской и ждал. Сегодня два подозрительных сотрудника задержались в конструкторском бюро. Задержались, конечно, не два, а человек двадцать в разных комнатах. А еще сейчас на стенде готовят испытания на завтра.

Шелестов стоял и думал о Филонове и Алине Викуловой. Эх, парень. Неугомонный, неопытный, горячий. А чекисту таким быть нельзя. И вот опять сегодня