– А если я скажу, что мир с силгизами близок? Что он уже согласован?

– Это не изменит всего, – сказал Хадрит. Слуга подал ему прутик для чистки зубов, и Хадрит сунул его в карман. Похоже, он доверял своим слугам. – Като не стал бы строить весь свой план на одних силгизах, у него должен быть запасной вариант. Но если с твоим братом будет заключен мир – прочный мир – это, по крайней мере, отсрочит события. Като не рискнет захватить дворец без предлога.

– Погодите-ка. Погодите, – заговорил Эше и погрозил пальцем. – Вы сделали об этом Като одно совершенно необоснованное и опасное предположение.

– И какое же? – спросил Озар.

– Что он еще и колдун. Судя по вашему описанию, он воин. Колдуны же, как правило, знатоки лишь в одном – в колдовстве. Вы сказали, что кровавые руны есть и в гареме. А что, если колдун – это кто-то другой? Что, если колдун – человек Като в гареме… может, евнух? Тогда, даже если вы арестуете Като, куда более опасный заговорщик все равно останется на свободе… и, что еще хуже, вы раскроете себя перед ним.

Самбал довольно засопел, он часто так делал.

– Этот парень очень умен. Но в гареме более шестидесяти женщин и сотни смотрителей. С чего начинать?

– Он прав, – согласилась я. – Если вы арестуете Като, но не колдуна, кто знает, что он… или она сделает. Прежде чем предпринимать серьезные действия, позвольте мне выяснить, кто помогает Като.

– И мне нужно увидеть те руны, – добавил Эше, – а точнее, попробовать их на вкус.

– Вкус? – Озар сморщил плоский нос так, что тот почти коснулся бровей.

– Не напрасно же говорят про вкусы крови. Мне придется. – Эше лизнул воздух. – Ну, ты понял.

Озар содрогнулся, а потом глубоко затянулся кальяном.

– В винном погребе недавно появилась руна, – сказал Самбал. – Я могу тебя туда отвести.

– Значит, мы задерживаемся, – заключил Хадрит. – Но боюсь, чем дольше мы ждем, тем сильнее становится Като. Сира, ты должна найти в гареме предателя. Самбал, ты во что бы то ни стало должен ей помочь. Эше, ступай… лизни эти руны и выясни, для чего они предназначены. Выживание нашего государства зависит от каждого из нас. Мы должны постараться.

Я кивнула. Глядя, как Хадрит берет на себя ответственность, видя, как искренне он защищает свою страну и шаха, я не могла лгать себе о чувствах к нему.

Я сказала:

– Я люблю Аланью, люблю шаха, его семью и всех остальных. Я не позволю им навредить. Любой ценой, даже под страхом смерти, я отыщу предателя, и тогда мы сможем повесить обоих.

Дворец Хадрита мы с Эше покинули одновременно. Идя по песчаной дороге, ведущей на оживленную улицу, мы болтали о пустяках – о дикой жаре в прошлом месяце, о том, что птиц в небе мало, и о затянувшейся на год перестройке Садового квартала. Я не хотела, чтобы сопровождающие меня гулямы узнали, о чем была речь на встрече, поэтому задала вопрос шепотом:

– Ты ведь не аланиец, да? Для чего тебе нам помогать?

Он в ответ прошептал:

– Меня интересуют кровавые руны, только и всего.

– Мне казалось, быть Апостолом Хисти – это дело всей жизни. Почему ты ушел?

– Я не уходил. Меня… исключили.

– Как это? Почему?

– Это тебя не касается.

Я остановилась посреди дороги.

– Как мы можем тебе доверять, если даже не знаем, кто ты?

Беззаботности его ухмылки можно было позавидовать.

– Я уже говорил, что просто хочу попробовать на вкус эти руны. Я расскажу, для чего они предназначены, а потом вернусь на свой медный трон. Я не создан для дворцовых интриг, мелких войн и тому подобного.

– От Апостола Хисти до вульгарного поэта. – Я скрестила руки на груди. – Какое падение.

– От умирающей от голода девчонки до жемчужины гарема. Лат возвышает и унижает, как хочет.

– А откуда ты знаешь, что когда-то я голодала? Откуда ты вообще знаешь что-либо обо мне?

Он постучал по своей голове:

– Как ты думаешь, почему каждое утро у моего трона выстраиваются сотни человек? Проницательность – могучая штука.

– Сегодня я всего лишь девушка из гарема. Завтра стану султаншей, это вторая сверху ступень, какой может достичь в Аланье женщина. А когда Кярс взойдет на престол, мой титул станет самым высоким: султанша султанш.

Эше усмехнулся:

– Когда-то у меня был титул. Еще какой. Жители Святой Зелтурии мне завидовали, и я наслаждался сиянием своего титула. Но скоро понял, что титулы – не то, кто ты есть. Их дают, и их можно отнять. Помни это, Сира.

В конце песчаной дороги мы разошлись. Что за необыкновенный день. Борьба за власть или подлинный заговор – я надеялась, что завтрашним событиям это не помешает. Став женой Кярса, я получу больше власти и сумею выяснить правду. Я надеялась помочь всем, всей стране, теми путями, которые доступны лишь султанше султанш.

Вернувшись в гарем, я увидела, что целители, евнухи, наложницы и служанки столпились у большой комнаты в конце коридора. Комнаты Зедры.

– Что случилось? – спросила я у Самбала, который тоже только что подошел.

Он прикрыл рот рукой и сказал:

– Султанша… она заболела!

– Ты про Зедру?

Он кивнул дрожа. Да, тяжелый выдался день!

Я протиснулась сквозь толпу и скользнула в комнату. Зедра лежала на кровати, в окружении целителей в белых одеждах. Мирима бросила на меня хмурый взгляд, пот стекал у нее по лбу. С колотящимся сердцем я приблизилась к своей подруге.

– Что случилось? – спросила я.

Мирима покачала головой, ее взгляд смягчился.

– Неужели она. – начала я, проглотив тревогу и слезы.

– Дыхание у нее хорошее, – сказал целитель с миниатюрными водяными часами в руке. – Сердцебиение в норме. Явных ран нет.

– Почему она не приходит в себя? – спросила Мирима.

– Это требует дальнейших исследований.

Мирима глубоко вздохнула:

– Сира, ты недавно с ней говорила. Она хорошо себя чувствовала?

Я припомнила наш разговор в танцевальном зале. Зедра выглядела… несколько встревоженной, хотя ничего необычного.

– С ней все было хорошо.

– Я бы предпочел, чтобы вы разогнали это сборище, – сказал целитель, указав на толпу, как будто отмахивался от мухи.

– Вон отсюда, все! – Мирима указала на Самбала и меня: – А вы двое останьтесь.

Вид у Зедры был… вялый. Рот чуть приоткрыт, она как будто кричала от боли.

– Исцели ее, Лат, – взмолилась я.

Мирима провела рукой по моим волосам:

– Дорогая, завтра у тебя важный день. Не хочу, чтобы этот ужасный инцидент