этим сыном тапка Гокберком, которому приходилось подставлять собеседнику единственное ухо. При виде его покрытого шрамами лица я всегда вспоминала щенка, которому он сломал шею. Гокберк наступал на нее семь раз, чтобы заглушить предсмертный визг. Клянусь Лат, нам обоим тогда было восемь или девять лет. Должно быть, он уже родился жестоким. Сейчас он казался довольно веселым для человека, чьи надежды мой брат якобы растоптал этим браком и обращением к Пути святых, хотя последнее еще только должно было произойти завтра в храме святого Джамшида.

Като так жестикулировал, что казалось, будто половину слов говорят его руки. По тому, как он изображал пальцами скачущего коня, я поняла, что он рассказывает о битве. Неужели этот человек действительно замышляет захватить Аланью?

У Хадрита имелись кое-какие улики против Като. В конце концов, подозрительно, что он остался в городе, когда его гулямы ушли с Кярсом, и именно Като нашел писца, чья записка привела сюда силгизов. Но… он не казался мне холодным, расчетливым интриганом. Начнем с того, что ни Хадрит, ни Озар, ни Баркам не любили Като. Возможно, он был менее сговорчивым, чем его предшественник Кичак, погибший в Сирме, и они искали предлог, чтобы свергнуть его.

Мелькнула мысль: а что, если колдун сам замышляет захватить власть, а Като – отвлекающий маневр? Фигура на доске?

В этот момент в тронный зал вошел Самбал, за ним плелся Эше, выглядевший жалко в обличье евнуха: зеленый халат с меховой опушкой поверх парчи с цветочным узором и похожая на подушку шапка – совсем не его стиль. Оба подошли к Хадриту и зашептали ему на ухо. Хадрит уставился на меня широко открытыми, полными ужаса глазами.

Хадрит встал, отряхнул свою парчу и пошел сквозь толпу. Он склонил голову перед шахом у самого помоста:

– Ваше величество. – Из-за дрожи его было сложно понять. – Я… полагаю, на вашу жизнь готовится покушение.

Лат всемогущая, что узнал Эше?

Шах выпрямился и сказал:

– Повтори, Хадрит.

– Мой шах, на вашу.

Эше протолкался мимо него.

– Во-первых, я вовсе не евнух. Я – Апостол Хисти и знаток кровавых рун. Вам нужно немедленно избавиться от этих двоих!

Он указал на Джихана и меня. Что происходит?!

Гулямы в золотых доспехах окружили нас, будто почуяли опасность.

Шах покачал головой:

– Не так быстро. Что за опасность грозит мне от моих новых дочери и сына?

– Кровавые руны начертаны кровью завоевателя, – сказал Эше. – Она встречается практически только среди племен Пустоши.

– Я не понимаю, – сухо сказал шах, будто теряя терпение.

Я тоже не понимала. Что он пытается сказать обо мне и Джихане?

Эше тяжело вздохнул:

– Прошу меня простить, но красноречие покинуло меня. Я видел руны по всему вашему дворцу и знаю, для чего они. Наш противник – не какой-то обыкновенный колдун. Любой силгиз в этой комнате, обладающий кровью завоевателя, может прямо сейчас находиться под контролем гораздо более страшного существа. Оборотня.

О Лат. Кровь завоевателя – один из типов? Может, ею обладает мой брат или кто-то из толпы. «Оборотень» звучало гораздо более пугающе, чем «колдун».

Шах повернулся к Хадриту:

– Ты ручаешься за этого человека своей жизнью и жизнью своих родных?

Хадрит поспешно кивнул:

– Да, мой шах. Вы можете спросить и ее.

Он указал на меня.

– Сира? – Шах повернулся ко мне. – Ты знала об этом?

– Я не совсем понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказала я, – но видела кровавую руну в купальне.

Мой брат, до сих пор хранивший молчание, встал и произнес:

– Будет лучше, если силгизы вернутся в лагерь, пока все не уладится. Мы не позволим отравить мир между нами интригами и колдовством.

– Мой шах, мы отведем вас ко мне домой, – сказал Хадрит. – Вам нельзя оставаться в Песчаном дворце.

– Так будет лучше, – согласился Эше. – Я смогу обезвредить руны, но на это потребуется время. До тех пор вам и вашей семье лучше покинуть дворец.

Все это было так неожиданно, хотя мирный договор уже был подписан и скреплен моим браком с Кярсом. Ничто не могло поставить под угрозу безопасность шаха и мир в королевстве.

Гулямы золотой стеной окружили шаха, а мы с Джиханом сошли с помоста и собрали силгизов. Толпа расступилась, чтобы пропустить шаха, стражи открыли двойные двери в переднюю, которая вела к выходу из дворца.

Пока я наблюдала за суматохой, меня охватила слабость. Я прислонилась к стене, все вокруг как будто… замедлилось. Я посмотрела наверх. На стеклянном куполе сидел дронго и глядел на меня. Красные глаза печали. Красные глаза ярости.

Я схватилась за голову, чувствуя головокружение. Конечности онемели, к горлу подкатила тошнота. Какое неудачное время для болезни, для обморока. А потом мир перед глазами раскололся, и в трещину полился черный туман, пока не утопил меня.

8. Зедра

Я открыла глаза. Меня окружал тронный зал: наложницы, артисты, силгизские воины и визири, все что-то говорили в ярости или смятении. Люди расступились, чтобы дать дорогу шаху, стоявшему за золотой стеной гулямов. Возможности действовать таяли с каждой секундой. Хотя они не знали, кто я, этот Апостол раскрыл мои руны, так что или сейчас, или никогда.

– Сира, что с тобой?

Джихан погладил меня по щеке. Его силгизский наряд – темно-синий жилет с мехом – напомнил мне нашу вограсскую одежду.

Я оттолкнула его руку.

– Ничего, брат. Просто легкий обморок. Все это произошло так внезапно.

Я чувствовала страх Сиры, отравлявший радость от свадьбы. Бедная девочка верила, что это будет величайший день ее жизни. Новая глава. Что ж, вполне возможно.

– Я не хочу, чтобы ты здесь оставалась. Пойдем с нами в лагерь.

Я улыбнулась и кивнула:

– Конечно. Как скажешь.

Гулямы, выстроившись квадратом, повели шаха к выходу. Его окружал двойной ряд вооруженных аркебузами и саблями мужчин в доспехах. Как мне, долговязой девчонке, прорваться сквозь них?

Я подошла к ближайшему низкому столику и нагнулась. Огляделась, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Эти овцы были слишком заняты, наблюдая за Тамазом и гулямами. Хорошо. Я посмотрела на разделочный нож, воткнутый в баранью ногу, лежавшую на горке риса. Проведя над ним рукавом, я сунула нож внутрь.

Гулямы и Тамаз вышли из зала в переднюю. Я последовала за ними вместе с силгизами. Тамаз и гулямы поспешно последовали через похожий на туннель выход на улицу. Я не отставала, обгоняя визирей, придворных и наложниц, чьи парчовые одежды задевали меня. Моя цель миновала жуткого каменного симурга, а силгизы остались