Естественно, мужчину я узнал. Это был предмет нашего со стажёркой разговора. В руках Гагарин… Не могу поверить, что вообще думаю о нем, как о реальном… В руках у Гагарина был мобильник. Видимо, какая-то новая модель. Правда, эта новая модель напоминала мне очень старую. Телефон был слишком большой, громоздкий. Я так понимаю, оружие и болезни они замутили, а нормальную связь только сейчас придумали. Но хрен с ней, со связью. Гагарину реально больше тридцатника не дашь.

Я моргнул несколько раз, а потом перевёл взгляд на стажерку.

— Почему он так выглядит?

— Алексей, почему он так выглядит, факт известный. — Лариса, нахмурившись, пристально изучала меня. — Все экспериментальные возможности материала Юрий Алексеевич испытывает на себе. Лучше ответь мне… Почему ты так ведешь себя? Кто ты такой, Алексей?

Не тряси зеленую яблоню — когда яблоко созреет, оно упадет само

— И что, Вы…то есть ты прям совсем ничего не помнишь? Ничегошеньки?

Стажёрка резвой козочкой скакала следом за мной, чем, положа руку на сердце, раздражала неимоверно. Все-таки для своего далеко не юного возраста она иногда излишне восторженно реагирует на некоторые моменты. Как ребенок, честное слово. Вот сейчас, например, именно тот самый случай.

Мы как раз подошли к отделу и я бы, если честно, хотел, чтоб она свой восторг поумерила.

Во-первых, вообще не вижу поводов для столь бурной радости. У человека, то есть — у меня, башка наглухо, похоже, отбитая. Человек, то есть — я, себя в двух ипостасях видит, а сестра Василия находит это крайне занимательным. Конечно, не она ведь чувствует себя шизофреником с раздвоением личности. Во-вторых, мы просто привлекаем внимание. Лариса через каждые несколько шагов подпрыгивает на месте, размахивает руками и громко задает вопросы. Цирк с клоунами какой-то.

— Помню. Отчего же? Но не то, что должен, если исходить из местных реалий. А какую-то другую жизнь. Другую жизнь, другую страну, другого Гагарина. Все другое. И никаких инопланетных разумов с их этой зеленой хренью. Я ведь тебе объяснил. В моих воспоминаниях Советский Союз приказал долго жить. Как раз в том самом 1991 году, в той самой Беловежской пуще. Все там остались живы-здоровы. Никто вообще на них не покушался. И я никакой не мент. Понимаешь? Я — вояка. Наверное… Ощущаю себя именно так. Солдатом. Хотя, не могу назвать даже род войск, в которых служил. Просто знаю, что служил, и все. Более того, менты меня раздражают. Не конкретные. Рябушкин вообще мне крайне симпатичен. И Тимоха… Вполне нормальные парни. Менты раздражают меня как явление. Я словно не вижу в этом слове ничего хорошего. Только говно какое-то. И о жизни своей не помню никаких подробностей. Вообще. Спроси меня кто-нибудь, как прошло детство, я не отвечу. Родители умерли, это знаю. Как? Когда? Понятия не имею.

— Обалдеть…– Лариса в очередной раз остановилась прямо посреди двора отлеления, переваривая мои слова. Эти конкретно, сказанные сейчас, и те, которые услышала в ответ на свой вопрос. По поводу того, кто я такой.

Потому что ответил ей чистую правду. Серьёзно. Взял и сказал, как есть.

— Не знаю. — Вот что я произнёс вслух, сидя на лавочке возле дома.

— Как не знаете… ешь. Не знаешь. Как не знаешь? — Лариса отреагировала ожидаемо. Посмотрела на меня, будто я ей сообщил, что земля — плоская и стоит на слонах.

— Вот так. Ни черта не знаю. Кроме того, что меня реально зовут Леха Громов, больше ни в чем не уверен. А-а-а-а-а… Ну, рожа точно моя. Со всеми недостатками.

— Почему с недостатками? — Лариса вдруг неожиданно смутилась. Покраснела и отвела взгляд. — Вы очень симпатичный. Похожи на героя романа. Я, между прочим, в юные годы была в Вас влюблена.

— За юные годы, конечно, спасибо. — Усмешка у меня вышла кривая. — Так-то у нас разница небольшая. Мне не столь давно четвертый десяток пошел. Вроде не сильно старый.

— Имею в виду, лет в восемнадцать я увлеклась. Когда Вы с Васей служить вместе начали в милиции. Вернее, он с Вами. Вася фотографии присылал. Родители очень просили на память.

— Опять на «Вы»? Договорились же. В общем, хрен с ней, с рожей. И поверь, я точно не лучший объект для влюбленности. Потому что… Черт… Я вообще не уверен, что со мной все в порядке. Я даже не уверен, что вокруг меня все в порядке.

После столь одиозного признания поднялся со скамейки и пошёл в сторону отдела. Хорошо, Рябушкин перед тем, как нас покинуть, стажёрке объяснял, куда конкретно надо двигаться. Потом он, правда, махнул рукой, мол, Лёха знает, разберетесь. А Лёха, как бы, не знал. Леха запомнил слова старлея. И теперь шел наугад, отталкиваясь от информации, которую Серега сообщил Ларисе.

Пока мы топали к отделу, рассказал стажерке все, как на духу. Начиная с момента, как очнулся возле забора того самого дома. Потому что, если честно, это — вопрос времени. Рано или поздно меня все равно спалят. Я тыкаюсь по углам, как слепой, старый, готовый откинуть лапы, кот. Мне нужен хоть один человек. Один. Которому я могу доверять. Единственный. Кто будет помогать, подсказывать и поддерживать. Иначе, погорю со своим незнанием. И не факт, что это не приведет к серьёзным проблемам. Еще, чего доброго, в дурку отправят.

А вот Лариса, что интересно, мои откровения приняла с неуместным восторгом. Она едва не попискивала от радости. Я, честно говоря, в первую очередь отталкивался от неизвестного мне Василия. Просто, если судить по словам подполковника и оперов, брат Ларисы — очень крутой тип. С точки зрения человеческих ценностей и порядочности. Ну, не может ведь у такого хорошего мужика…или пацана…черт, я даже не имею понятия, сколько ему лет. Короче, не может у Василия быть хреновая родственница. И потом… Имелось что-то в Ларисе… Не знаю… Сложно объяснить. Она будто неиспорченная. У нее будто четкая, сформировавшаяся шкала ценностей в башке. И ценности эти правильные. Этакая настоящая боевая подруга, с которой можно пойти в разведку. Которая не предаст, не кинет, не подставит. При всей ее чудаковатости я несомненно сестре Василия доверял.

— С ума сойти… Это потрясающе! Этот неимоверно интересный случай! Вы… то есть, ты — точно не сумасшедший. — Стажёрка снова сорвалась с места и догнала меня почти перед породками, ведущими в отдел.

— Блин…Вот спасибо. Успокоила.

— Да… Потому что так с ума не сходят. Ты не воображаешь себя другой личностью. Этого нет. Ты правильно оцениваешь себя, идентифицируешь, как Алексея Громова. Ты знаешь, что и в том варианте, и в этом существует один и тот же человек. Но ведь надо разобраться. Это ведь явно не просто так.

— Правда? — Я остановился перед входом в отдел, повернулся к Ларисе лицом, положил руку на плечо, а потом, проникновенно глядя ей в глаза, сказал. — Вот и разберись. Ты же умная. Целое высшее образование имеешь. Золотая медаль в запасе. Поручаю тебе ответственное задание. Подготовить доклад по минувшим тридцати годам. Подробно, с фактами и цитатами. Даты там, личности, все дела. Я должен понять, что произошло со мной. И внутренняя чуйка мне подсказывает, уж не знаю, по какой прихоти, искать нужно именно в этом месте. Потому что все остальное, похоже, одинаковое. Понимаешь? До того дня в этой чертовой Беловежской пуще, и здесь, в реальности…

Я сделал широкий жест, очертив рукой круг. Потом указательным пальцем постучал себе по лбу.

— И здесь, в моей башке… Одинаковая информация. Никаких отличий.

— Доклад? — Лариса растерянно уставилась на меня.

— Ага. А теперь давай закроем эту тему. Временно. Пока вокруг нас не собрались граждане милиционеры. И без того вон, смотри, дежурный выглядывает. Ты так кричишь, так громко все обсуждаешь, что мне кажется, даже на соседних улицах тебя слышно. А я бы не хотел привлекать внимание к своей, мягко говоря, проблеме. И надеюсь, не нужно говорить, что о моем состоянии не должен знать никто.

— Хорошо. Конечно! Ни единой живой душе… И…Алексей…– Лариса наклонилась чуть ближе ко мне, а потом шёпотом сказала. — Раз уж ты доверил мне важную тайну, я тебе тоже доверю. Свою. Но лучше, наверное, дома. А то боюсь, ты тоже будешь громко кричать.

С этой загадочной фразой стажерка обошла меня и бодро поскакала наверх по ступеням, к двери, которая