Таб подхватила кусочки шоколада и сделала глаз пряничному человечку.

– Мы с мамочкой тоже печем, – сообщила она. – И ты пекла со своей мамочкой?

Пауза показалась невероятно долгой.

– Да, – наконец произнесла Гейл, – да, пекла.

Нож выпал из рук Саманты и приземлился на пол.

– А что тебе нравилось печь больше всего? – не унималась Таб и приделала человечку третий глаз. – Я люблю делать кексики.

– А я делала пряничных человечков, таких как эти.

Со своей мамой. Бабушкой Саманты.

Наверное, если бы мать принялась голой танцевать прямо в кухне, дочь была бы меньше удивлена.

О родителях матери ей было известно только то, что те умерли, когда она училась на первом курсе колледжа. Однажды она нашла фотографию Гейл с матерью и отцом, но все вопросы были мгновенно пресечены, а фотография исчезла.

Таб с усердием продолжала начатое.

– Я хочу испечь их с тобой, а не просто украшать глазурью.

– Это легко можно устроить. Ты очень красиво все сделала, молодец. Хотя у этого парня три глаза.

– Я хотела, чтобы он лучше видел.

– Интересная мысль. – Гейл добавила глазури в том месте, где она стекла на стол. – Может, добавим цвета?

– Я хочу сделать ему красную шапочку.

– Тогда давай делать. Саманта, – Гейл подняла глаза на дочь, – красный пищевой краситель в шкафу. На верхней полке. Ты нам не поможешь? Саманта?

Та подчинилась, двигаясь словно робот, достала бутылочку и протянула матери.

– Полагаю, ты сама справишься, – сказала Гейл, протягивая краситель Таб, и та с радостью его взяла.

Саманта немного расслабилась. Поведение матери стало более привычным, она всегда заставляла детей делать все самостоятельно.

Ты никогда ничему не научишься, Саманта, если я все буду делать за тебя.

Она вздрогнула, когда Таб вылила столько красителя в глазурь, что картина стала напоминать место преступления.

Гейл же широко улыбнулась:

– Красивый цвет. Молодец!

– Мне нравится красный, – кивнула Таб, намазывая глазурь на голову пряничного человечка. – А почему у тебя одежда черная, бабушка?

– Потому что я деловая женщина и люблю выглядеть строго.

– А почему сейчас ты не на работе? – Таб задумалась и откусила кусочек пряника. – Черный – очень грустный цвет. Тебе никогда не хотелось стать похожей на русалку?

Гейл опешила.

– Ну, не могу сказать, что да…

– А ты попробуй. Когда у меня яркая одежда, настроение тоже яркое.

– Обязательно запомню.

– Мама! – выкрикнула Таб, заметив в дверях Эллу. – Мама, смотри, как здорово!

Майкл подошел к дочери и широко улыбнулся:

– Вы замечательно подготовились, Гейл. Приятно, что Таб нравится.

Саманте показалось, что мать мысленно выдохнула с облегчением, будто ждала слов одобрения.

– Я буду печь с бабушкой на Рождество. В домике, куда мы едем, будет кухня?

Все разом повернулись и посмотрели на Саманту.

– Да, – прохрипела та. – Кухня будет. Надеюсь, гостям позволяют ею пользоваться.

Гейл переложила украшенный Таб пряник на тарелку.

– Ты сможешь их уговорить. Такие вещи у тебя отлично получаются.

Саманта вздрогнула. Похоже, ей предстоит провести рождественские каникулы в Шотландии в обществе матери и человека, перед которым ей невообразимо стыдно.

Какая радость.

Кирсти

– Не могу поверить, что ты позволил незнакомым людям приехать в наш дом на Рождество. Это… это… – Кирсти резко выдохнула. – Это жестоко.

– Это практично. – Ее брат выхватил из кучи очередное полено и одним ударом расколол его пополам. – И наш единственный шанс в данных обстоятельствах.

Она не хотела думать об обстоятельствах и единственном для них шансе.

Горе огромной черной тучей заслонило весь свет в ее жизни.

– Должен быть другой способ. – В глубине души она понимала, что его не было. Понимала, что находится в состоянии отрицания, но не готова была признаться даже самой себе. Она не желала, чтобы все происходило именно так, потому старалась игнорировать очевидное.

Брат отбросил дрова.

– Если есть желание поговорить о чем-то другом, готов выслушать.

– Нет, не готов. Ты уже все решил и не откажешься от своего мнения, что бы ни случилось. – На его непреклонность она будет отвечать нелогичностью.

Брат всегда делал то, что следовало, как бы неприятно и тяжело это ни было. Когда умерла ее первая собака, он, ничего не говоря, ее похоронил.

Стерев рукавом пот со лба, он поднял голову и посмотрел на сестру. Вокруг глаз появились темные круги, при их виде ей стало стыдно. Ему так же трудно, как и ей, но он молчит и делает то, что необходимо.

– Прости, я должна тебе помогать, но мне так больно. Половина комнат была заперта десять лет, а ты внезапно решил их использовать. Джеймс даже не смог открыть окно в той, которая выходит в сад. Мне совсем не хочется стелить постели и взбивать подушки. Ненавижу сидеть в доме…

– Я знаю, – резко остановил он. – Но есть вещи, которые надо сделать, Кирсти, и ты их сделаешь.

От его слов становилось еще больнее и печальнее.

– Да, я понимаю, тебе тоже непросто.

– Я в порядке. – Он пристроил под топор очередное полено. – Нам придется признать, что большую часть времени они будут находиться в доме. Американцы любят сидеть у камина, поэтому нам понадобится много дров. Возможно, больше, чем я смогу наколоть сам. Предстоит отапливать дополнительно четыре спальни.

– Четыре?

– С ними еще ребенок.

– Ты собираешься оставить в детской разожженный камин?

– Здравая мысль. Значит, три спальни. А еще главный холл, гостиную и разные другие комнаты.

– И сколько нам это будет стоить?

– Надеюсь, немного по сравнению с тем, какую прибыль принесут нам группы богатых американцев. Позови Джеймса, надо передвинуть это бревно.

– Я помогу. Джеймс пытается починить квадроцикл, а потом повезет Медведя к ветеринару, бедный пес съел какую-то дрянь. – Она потянула рукав куртки. – А что еще любят американцы? Мне придется торчать в кухне, печь коржики?

Брат улыбнулся, услышав сарказм в ее голосе.

– Пожалуй. Но после того как закоптишь лосося, которого выловишь в озере. А потом стряхнешь пыль со скрипки, чтобы мы устроили кейли-танцы.

Она подхватила полено, норовившее скатиться вниз с кучи.

– Твоя требовательность раздражает.

– Лучше видеть тебя раздраженной, чем грустной.

– Ты наденешь килт?

– Если потребуется. Ты бы не хотела?

– Ты послушаешь, если я скажу, что нет? Его надевают на свадьбы, выпускные вечера, а не для демонстрации туристам. – Она вздохнула и скрестила руки на груди. – Расскажи мне о них, об американцах.

– Они наши гости. Саманта владеет туристическим агентством в Бостоне. Ее специализация – волшебные рождественские каникулы.

– Волшебные? – Кирсти вскинула бровь. – Ясно, она точно не была в нагорье в разгар зимы.

– Это мы должны сделать отдых волшебным. Потому я и колю столько дров и бросил шкуры на кровати.

– Шкуры? Это не слишком?

– Это практично и тепло. И это то, что они ожидают здесь увидеть, как я понимаю.

– Ты решил превратить дом в съемочную площадку?

– Я решил обсудить это с Самантой. В начале января к нам приедет группа из Эдинбурга. Если им понравится, они будут нас рекомендовать знакомым.

– Итак, нам предстоит жить под прицелом камер и фотоаппаратов; если всем все понравится, у нас будет много туристов, желающих увидеть места, где сделаны кадры. Я верно понимаю?

– Я думаю о деньгах.

– Но это же наш дом. Дом!

– И нам нужны деньги, чтобы сохранить наш дом – это огромное пространство, где много сквозняков. Его содержание стоит столько, что слезы наворачиваются. Ты в последнее время не просматривала счета?

Кирсти сглотнула ком в горле. Она боялась заглядывать в папки с бумагами.

– Нет. Это твоя зона ответственности, не моя. Ты знаешь, у меня нелады с цифрами. – Ей с трудом удавалось успевать по математике в школе, только помощь брата и его терпение позволяли получать приличные отметки.

– В любое время буду рад тебя с ними познакомить, – произнес он и помрачнел еще больше.

Кирсти покачала головой: надо поскорее увести разговор подальше от скользкой темы финансов.

– Значит, Саманта приедет с мужем? Или с другом?

– Без друга. – Он поправил перчатки и стал собирать ветки падуба. – Приедут также ее сестра с мужем и дочерью. Кажется, ей года четыре или пять. И еще ее мать.

– Пять лет? Такая маленькая? – Кирсти нахмурилась. – Надо будет следить, чтобы не упала в озеро.

– Она же не будет гулять одна.

– Городские жители плохо ориентируются в сельской местности. Вдруг им не понравится Медведь?

– Городские жители не любят собак?

– Девочке такого возраста будет здесь скучно, тут нет магазинов и тематических парков. – Она отлично знала, что такое детские истерики, и была сыта ими по горло. Почему жизнь так несправедлива? Ей изо всех сил хотелось кого-то ударить,