От городка Ром начиналась знаменитая и живописная долина Мохок – край, куда я с большим неиерпением желал попасть, будучи наслышан о его естественной красоте и интересных фактах из его истории. «Это цветущий сад мирового размаха. Туристы, объехавшие всю Европу и побывавшие везде, рассказывают, что на Земле нет ничего похожего на умиротворяюще красивый пейзаж долины Мохок» - с энтузиазмом отмечал пожилой джентльмен в очках, с которым я случайно встретился на вершинах к востоку от Херкимер. На первое утверждение я не стал возражать, проехав через дюжину «цветущих садов мирового размаха» за эту поездку через Америку. Но, также не отрицаю то, что с этого обзорного пункта долина Мохок, сказочно красива. Я думаю, в данном месте как раз и произошёл случай, когда поэту пришло вдохновение сочинить красивую песню, которая одинаково звучала среди спокойных домов в долине, а также и у траппера, и охотника в палатке в далёком Йеллоустоун. «Прекрасна та долина, где плавно бежит Мохок по своёму ясному лучистому руслу к морю». Долина – одна из естественных магистралей торговли. В Литтл Фоллс, она сжимается до теснины между холмов так, что практически любой может перебросить камень через шесть путей железной дороги, канал Эри и реку Мохок.

Потратив один час на разглядывание привлекательного здания Капитолия в Олбани, я пересёк реку Гудзон и продолжил катить на восток промеж двух путей железной дороги Бостона и Олбани, находя такое катание очень даже приятным. С насыпи я с жадностью, пытливо всматривался в долину Гудзона, что уходит к югу как заветная мечта, и пенял на невозможность следования двумя путями сразу.

«За езду на велосипеде вдоль железной дороги Б. и О. налагается штраф пятьдесят долларов» - узнал я в Олбани, но всё же рискнул доехать до Шходак. Там я всё же решил уточнить у секционного бригадира. «Нэ; тут нэту штрэву; но эжэли ты поедеж и убъёжса, то бэзполэсно вэсти пагрэбальнуйу тэжбу протэв кампании за возмэжженьэ ушэрба» - таким обнадёживающим оказался ответ; и нелицеприятные видения разорительных штрафов растворились в улыбке от такого характерного ирландского толкования.

Пересекая границу штата Массачусетс у деревни Стэйт-Лайн, я отметил превосходное качество дорог и, рассчитывая на то, что большие дороги старого "штата на заливе" (Bay State – неформальное название штата Массачусетс) обречены быть хорошими, я перестал уделять внимание некоторым рекомендациям, которыми меня снабдил велосипедист в Олбани. И вскоре покладисто тащился по тяжелым дорогам и крутым уклонам холмов Беркшир, силясь получить хоть какое-то утешение, взамен на невыносимые дороги, из прелестного пейзажа и множества любопытных особенностей провинции Беркшир Хиллс. В Отис, посреди этих холмов, случилось так, что я впервые имел возможность познакомиться со специфическим диалектом Новой Англии на его родине. Широко известное интеллектуальное превосходство Массачусетса выдаёт себя даже в самых глухих закоулках этих диких холмов. К примеру,я полагал, что на малых фермах, как и в большинстве штатов, встречу босоногих загорелых домохозяек.Однако, я встречал женщин в очках, чьи вежливые вдумчивые лица отражали энциклопедические знания богатого ума, а их манеры заставили меня относиться к ним с пиететом.

В Уэстфилд я узнал, что Карл Крон, автор и издатель атласа Американских дорог, «Десять тысяч миль на велосипеде» - не превзошёл моего подвига переноскеи велосипеда через Гумбольдт – он предпринял рискованную попытку переплыть Потомак со своим велосипедом, подвешенным к талии, и его пришлось вылавливать со дна багром. Однако, когда я познакомился с самим этим джентльменом, он уверял меня в том, что вся эта история – вымысел. По хорошим дорогам катил я до Спрингфилд и далее до Палмер, а оттуда – аж до Вустер, между железнодорожными путями, предпочитая их переменчивым просёлочным дорогам.

Следующее утро я был на пути в Бостон, и оставалось только сорок миль. Я проехал почтенные потрёпанные непогодой дорожные столбы, установленные в колониальное время, когда Великий Запад, теперь проторённый следами резиновых копыт «современного железного коня», был непролазной целиной и белым пятном на картах.

Атакуя знаменитые «наждачные дороги» возле Фрэмингхам, которые между прочим, следовало бы чуточку отшлифовать, чтобы сделать их такими же удобными для катания, как и отрезки гравийной дороги возле Спрингфилд, Сэндвич и Пиэно в Иллинойсе; Ла Порт и Саут Бенд в Индиане; Ментор и Уиллоби в Огайо; Джирард в Пенсильвании; некоторые места на горной дороге между Эри и Баффало и солончаки на территории Скалистых Гор.

Вскоре синяя ментальная дымка, зависшая над «Хабом» (The Hub – шутливое название города Бостон) становится всё более и более отчётливой, и в два часа пополудни четвёртого августа я вкатил свои колёса в Бостон и прошептал бурным волнам громкой Атлантики, то, что печальные морские волны Тихого океана молвили, когда я покидал те края, всего сто три с половиной дня назад. И преодолев три тысячи семьсот миль, я доставил это послание. Зиму 1884-85 я провёл в Нью-Йорке, где и завязал знакомство с редакцией Аутинг Мэгазин, делясь с нейнабросками моего путешествия через всю Америку.

Весной 1885 я продолжил кругосветное путешествие в качестве их специального корреспондента и отплыл девятого апреля из Нью-Йорка в направлении Ливерпуля на борту парохода «Сити оф Чикаго».

Глава 5. От Америки до германской границы.

9 апреля 1885 года, в час дня, тяжелый, но стройный корпус Сити оф Чикаго, со своим живым грузом двинулся от причала, как будто он сам наделен разумом. Толпы людей, которые минуту назад находились внизу у трапа, теперь собрались у пирса в массу, размахивающую платками, с тревожными лицами, выкрикивающие слова признания друзьям на борту уходящего парохода. От начала до конца рейса через Атлантику погода была восхитительная. Половину пассажиров салона составляли члены Театральной Лицейской компании Генри Ирвинга, которые возвращались домой после, уже второго, успешного тура по Америке. Вторая половина — пожилые путешественники, которые пересекали Атлантику множество раз, и уверяли, что это самое приятное путешествие, которое они когда-либо испытывали. На третий день мы столкнулись с небольшим айсбергом. Объектом, о котором капитан вспоминал бы более нежно, если бы тот оказался на более почтительном расстоянии от нас, по крайне мере не ближе четырех миль. Холодный, безжалостный айсберг оказался интересен еще и тем, что лишил нас почти всего атмосферного тепла, почти на несколько часов, даже после того, как он скрылся за горизонтом.

Мне особенно повезло найти среди моих попутчиков мистера Гарри Б. Френча. Путешественника и писателя, от которого я получил много ценнейшей информации,