Шрифт:
Закладка:
Ничего не могу другого писать. Я вся в тоске по тебе. Вся в полете к тебе… Ваня, милый, пиши хоть «Пути», чтобы это ужасное время разлуки не ушло бесплодным.
Я буду себя тоже заставлять работать. Буду писать, тебя все пошлю. Учиться буду. А ты брани, указывай ошибки! Хорошо? Ты тоскуешь? Почему мне так грустно? Ванечка, слов нет, чтобы сказать, как все мысли мои к тебе! Радость моя, Ваня! Любимый мой, Гений! Ласковый Ванюша! Прости меня за все, за все! Я не хочу тебя мучить, не хочу «дерг-дерг», никогда! Но почему же так выходит?! Ванечка, бесценный? Я больше не «больнушка». Я здорова! Не томись моей болезнью. А ты-то как? Здоров? Умоляю, берегись! Почему тебя С[ергей] М[ихеевич] «забыл»? Ну, ты к нему зайди. Только не тоскуй! Ванюша, если бы я знала, что мы, когда-нибудь хоть, увидимся, то я бы воскресла вся! Солнышко мое, радость моя, Ваня, не знаю как, и чем обласкать тебя! Милушка мой, несказанная волна любви заливает мне сердце! Люблю тебя так сверх-земно, что все твои выдумки и «переломлю себя» — ничто, смешны, дым! Никого, никогда не было на земле (так чувствую я), кто бы так были одно, как мы с тобой. Ванечка, на что бы я была способна, чтобы только услужить тебе. Я бы рабыней твоей хотела быть. Обнимаю тебя, бесценный мой, люблю, целую крепко. Оля
[На полях: ] 8.V.42
Мне легко, не тоскуй!
Вечер. Милый Ванюша мой, гулять ходила, нашла эти миленькие «сережки», привет тебе мой! Пахнет хорошо от них — весной, радостью… Ванечка, золотой мой, если бы ты был близко! Я так тебя тепло, нежно несу в сердце! Жду почты сейчас, — м. б. от тебя что будет?! Ванюша, здоров ты? Я так живу тобой! Если бы ты это почувствовал! Ты это чуешь? Ответь! Пишешь Дари? Ну, полюби ее немножко, за меня! И ты узнаешь, как она-я тебя могу любить!
188
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
16. V.42 12–30 дня
Ну, ласка моя, Ольгуночка светленькая, све-женькая… радостная, здоровенькая и… неукротимая… стой, возьму тебя в оборот, наконец. Поговорю с тобой сугубо всерьез о том, _к_т_о_ и _п_о_ч_е_м_у_ _е_с_т_ь_ творящий в искусстве, и кто _н_е_ _е_с_т_ь. Не лекция это, не глава из «эстетики», а вывод из личного опыта, разбор собственного «состава». После сего я и не заикнусь уговаривать тебя писать-творить в любой области, а, просто, закончу: «имеяй уши слышати да слышит»723 — или — «тан пи»[279], как говорят французы.
Ты, непокорка-неверка, все вопишь — «я могу лишь подражать, „списывать“, я — маленькая, я же знаю себя…» — и прочее. Когда я был во 2 кл. гимназии, я писал по Жюль-Верну, — да, как бы подражал в приемах, хоть и брал героями гимназических учителей: «путешествие „мартышки“» — учитель географии, сын известного историка Соловьева!724 — на воздушном шаре, сделанном из штанов «бегемота» — учителя латинского языка — толстяка неимоверного. За это я отсидел два «воскресенья». В 4-м кл., — я тогда читал Гл. Успенского, и его рассказ «Будка»724а — не помню точно содержания, — произвел такое впечатление, что я сам написал рассказ… «Будка» —!! — вывел в нем «страдающего будочника», потерявшего от скарлатины своего мальчика — жена померла от родов! — и как он в дождь осенний несет бедный гробок подмышкой… а будка «осиротела, мокла под дождями, и покинутое гнездо ласточек — отсвет Майкова?725 — одиноко плакало под крышей, дрожа соломинками, словно и оно оплакивало бедного мальчика усопшего»!!! В пятом кл., — под впечатлением «В лесах», Мельникова-Печерского, — начал большой роман из жизни 16 века, причем дал трескучий мороз, когда «термометр (!!) показывал свыше 40 градусов» —!!! — это в 16-м — то веке!.. Под влиянием Загоскина — писал исторический роман из времен Грозного. Под влиянием Толстого — «Два лагеря»726, — о сем прочтешь как-нибудь рассказ — «Как я ходил к Толстому»727, — публика влоск от смеха падала. И, уже в 17 л., оканчивая гимназию, написал рассказ «У мельницы», напечатанный в толстом журнале, — был чуть под влиянием «Записок охотника»728, что хвалившая рассказ критика и отметила. Помни закон творчества: все без исключения рождаются в творчестве под чьим-нибудь влиянием, до гениев! Пушкин — ряд лет — уже 20-летний был во власти классиков, античности, ложно-классицизма, Державина, затем — Байрона и прочих… многое из его — и очень высокого! — является, просто, «заимствованием» —!!! — но это никак его не порочит: он оказался _в_ы_ш_е_ тех, у кого _б_р_а_л. Его знаменитые «Песни западных славян» — материально взяты у Мериме729. Брал у англичан, немцев, у француза Парни730, у Данте… не боялся исходить из Гете, — «Сцены из „Фауста“»731, подражание «Песне Песней»… — да раскрой — увидишь. Лермонтов — _в_е_с_ь_ из Байрона, и до бесстыдства из… Пушкина! — возьми же его «Демона», — целые строки… — Пушкина!732 «Мцыри»733… — да кру-гом…! И это не помешало ему стать гениальным Лермонтовым. Достоевский здорово напитался от Бальзака (а ныне: Он и — Бальзак!), Мопассан от Флобера, вначале… Толстой — от Стендаля… — его батальные картины! и немцев, и все — от Шекспира!!! и все — от собств[енного] на-ро-да… и все — от — «Божией Милости»! И все, _т_а_к_и_е, стали «самими собой». Пушкин — в самом замечательном из своего — наполовину от… Арины Родионовны, ну — в кавычках: особенно, за 30 лет перевалив, стал черпать из величайшей сокровищницы народного творчества. А что такое — «народное творчество»? Творчество отдельных, безымянных, наследство коих подхвачено и стало бессмертным в нас. Все мы — от земли, но и… от Образа Божия. Вот этот-то Образ Божий, всеобъемлющий в нас, он-то и дает творцам их _о_с_о_б_л_и_в_о_с_т_ь, их _л_и_ц_о, их — _с_в_о_е. А земля (персть) — это преемственность, ткань-сермяга, по которой гений вышивает _с_в_о_й_ узор. Ласковка моя, нежная, робкая… — и — ох, какая напористая-огневая! — зато — еще и особенно люблю, это же «пряность» твоя, огонь этот, он меня жжет, эта твоя «купина», разжигает, влечет страстью, страстностью твоей… — да ты и не могла бы быть истинным художником, если
