родителям дневник брата, в комнате воцарилась тишина. «Боже мой, — проговорил Николас наконец, — это ведь Ксандр писал». И Мэри снова кричала на него: «Разве ты не видишь, это Хаокин? Разве ты не видишь, кем стал наш мальчик? А ТЫ выгнал его! Это мы во всем виноваты!»

Это был один из самых страшных дней в жизни Элеон. И впервые она боялась не потому, что ей угрожала опасность, а потому что, когда кто-то кричит, это страшно.

Элеон уже не была уверена, что правильно поступила. Не проще ли этим людям было думать, что их дети мертвы? Не сложнее ли теперь принять, что родной сын ненавидит их и делал не самые лучшие вещи, а судьбы старших вообще неизвестны? Но разве Элеон могла поступить иначе? Родители ведь долгие годы ее оплакивали.

Что-то скрипнуло на улице. Девочка подбежала к окну. Было темно, и она разглядела только мужской силуэт. Тогда Элеон, расправив крылья, прямо в ночной сорочке вылетела из окна и подлетела к человеку.

— Тоже не спится? — спросил Николас.

— Не спится, — ответила Элеон. — Я погуляю с тобой?

— Я не гулять.

— Всё равно.

Николас поднял с земли какой-то предмет и пошел дальше. Элеон с ужасом поняла, что у отца в руках топор. Но девушка не собиралась сдаваться и разворачиваться назад. «Если он и зарубит меня, значит, так тому и быть», — решила она про себя и полетела следом.

— Тебе не холодно? — спросил Николас, посмотрев на дочь. — Почему ты не оделась?

— Просто… так вышло.

— Сейчас подожди.

Николас снял с себя плащ, но потом увидел крылья дочери. Тогда он достал нож и сделал порез на задней части плаща, затем накинул его на Элеон.

Они некоторое время шли молча.

— Ты прости за приветствие, — сказал Николас. — Наверное, ты другого ожидала. Просто Мэри — она такая… Слишком эмоциональна.

Элеон улыбнулась.

— Наверное, я бы повела себя так же, не знаю, — сказала дочь, так как нужно было что-то сказать. — Она… она правда знала о нас? То есть знала, что мы живы?

— Сложно об этом судить. Она ведь, если и думала, что нашла своего ребенка, мне не говорила. Всё считала, что я вам вред причиню. Но я замечал ее взгляд. Когда она смотрела на очередного рыжего малыша. Я будто читал ее мысли: «Может, это мой ребенок?» Она пару раз находила похожих на вас детей и устраивала им жизнь. Но, знаешь, всё было по-другому, когда она встретила Хаокина. Он ведь совсем не похож на Ксандра. Ужасный мальчишка, просто ужасный. Интересно, знает ли он, где его братья? Хоть бы знал… А Мэри… она словно…. она терпела его выходки и невесту его покойную — тоже ужасная женщина была. Хаокин, кстати, гостил у нас пару месяцев назад. Забавное совпадение. Я даже думал, что Мэри, возможно… влюбилась в него, но это не особо было похоже на влюбленность, скорее какая-то странная привязанность. Думаю, Мэри каким-то образом узнала его. А теперь выходит, он наш сын. У него на руке такая же родинка, как у тебя. Откуда они? Их ведь не было раньше.

— Не знаю, мне говорили, это метка, — ответила Элеон. — А мой брат разве не показывал как-то, что он ваш сын?

— Да он просто кричал об этом! То есть не в буквальном смысле. Все его поступки, все его слова — всё будто бы кричало: «Я — ваш сын. И я ненавижу вас».

— Кошмар… То есть вы понимали, что мой брат — это этот… я имя не помню.

— Нет. Хаокин — темная лошадка. Кто знает, что творится у него на уме? Все его слова могли быть результатом заигравшегося больного воображения.

— И… дневник?

— Я думал об этом. Но слишком многое сходится. Дневник мальчик начал писать еще до знакомства с нами в Академии, я проверил. И он слишком много знал о нашей семье. К тому же ты — живое подтверждение правдивости дневника.

— Так вы мне верите? — спросила Элеон.

— Да. Я знаю, что ты моя дочь.

— А те другие, мальчики-близнецы? Вы их в ком-нибудь узнавали?

— Мне кажется, что да, — ответил Николас. — Однажды мы были на пристани и потом встретились с капитаном и старшим помощником одного корабля. Ты бы видела взгляд Мэри. Такой же, как когда она впервые увидела Хаокина. Но те люди были тоже не похожи на Альта и Джоуи. Знаешь, капитану лет под тридцать, а старший помощник и меня старше. А взгляды у них такие были, будто эти люди призраков увидели. Старший помощник всё говорил и говорил, нас расспрашивал, и всё с таким мальчишечьим энтузиазмом. Капитан же хотел прогнать нас. Я думаю, это были Джоуи и Альт. И Мэри их почувствовала. Она после всё узнавала про этот корабль, про капитана и старпома. Довольно известные путешественники оказались. А ведь Альт и Джоуи всегда мечтали о такой жизни.

Элеон так заслушалась, что не сразу заметила, как зашла на кладбище. Она остановилась.

— Зачем мы сюда пришли? — испуганно спросила девочка.

— Вот. — Николас головой указал на могилы Альта, Джоуи, Ксандра и Элеоноры Атталей.

— Это мы, — прошептала она.

— Я долго думал… Мои дети не умерли в том пожаре. Вы живы и судьба вас разбросала по свету. Быть может, мы ошибаемся на счет Джоуи, Альта, даже на счет Ксандра. Но в тебе я не могу сомневаться. Моих детей нет в этих гробах. И это неправильно ставить могилу живым. — Николас размахнулся и ударил топором по надгробию. Плита «Элеонора Атталь» раскололась пополам.

— Ой, а я, оказывается, праздновала день рождения на день позже, — произнесла Элеон, взглянув на разломанное девятнадцатое марта.

Вскоре все четыре плиты лежали грудой камней на могильной земле.

— Кто, интересно, тогда там внутри? — спросила Элеон.

— Джоуи и Альт были неплохими зельеварами. Они могли, например, дать оборотное зелье свиньям и зарубить их. Не знаю, честно, что они точно сделали, но выяснять не хочу.

— Это семейное кладбище, да? — спросила Элеон, глядя на могильные плиты в полумраке.

Их было много. И Элеон подумала,