что снимаю свои требования: «Париж стоит мессы!» Сергей Львович согласился. Потом я сдал деньги на билет на поезд. Решили ехать поездом, чтобы ночью выспаться, а утром 9-го апреля быть в спортивной форме. С. Л. Утченко ехал с супругой и изъявил желание, чтобы я разместился в купе вместе с ними.

За день я сделал многое. Поговорил со Смириным про мою статью о Плавте, встретился с Павловской и спросил, что мне переделать в докладе. Она заявила, что в нем сделаны ссылки только на мои собственные статьи. Я ответил: «У меня для выступления 20 минут. Кого же мне прославлять, кроме себя?» Поскольку других замечаний не было, я все оставил, как было. Решив все организационные вопросы, я кинулся в развлечения. У меня была почти неделя, когда полагалось ничего не делать. Для выхода на международный форум я решил приодеться. Купил себе пальто, шляпу, кашне, новую обувь, костюм. Оделся с иголочки и в таком виде явился к Кабатовым. Мое новое платье получило одобрение.

В ночь на 8 апреля выехали в Ленинград. Весь вагон заняли делегаты конференции. Да, давно я не был в такой превосходной компании. Поговорил с Я. А. Ленцманом. Он настолько оправился к тому времени от инфаркта, что ехал на конференцию. Я с похвалой отозвался о его новой книге по рабству в Микенской Греции. Он радовался, что я ее прочитал. Познакомился я и с некоторыми учеными – медиевистами, которых прежде не знал. И снова я чувствовал себя совершенно спокойно и свободно. Все воспринимали меня как равного, будто я и не уходил из Сектора и Исторического факультета МГУ. Впрочем, поздравляли, узнав от Утченко, что я дослужился до проректора большого института. По чину я здесь многих превосходил!

Рано утром мы были в Ленинграде и быстро на метро добрались до превосходной новой гостиницы со скоростными лифтами. Здесь мне выделили одноместный номер со всеми удобствами. Я лихо расположился и принял ванну. Время до начала конференции оставалось много: совещание начиналось в 3 часа дня. Поэтому я отменно оделся, доехал до Невского с его многочисленными закусочными и хорошо позавтракал. Прошелся по книжным магазинам, отоварился и набрел на зоологический музей. Решил заглянуть. Зашел и проторчал там до самого начала конференции. Никогда не видел ничего более интересного, чем этот музей с его скелетами китов, чучелами мамонтов, горилл и райских птиц. В музее я получил громадное удовольствие. И еще: давно я не испытывал такого приятного чувства независимого одиночества. У меня были деньги, никто мной не интересовался. Я мог делать, что хотел и как хотел. Я поистине отдыхал!

В установленное время я поднялся по красивой лестнице в роскошный конференц-зал Академии. С изумлением уперся носом в знаменитую мозаику Ломоносова «Полтавская битва». Вот уж не подозревал, что она помещается именно здесь! Зал напоминал роскошные апартаменты Большого Кремлевского Дворца. Бог ты мой! Сколько здесь собралось народу и как все-таки было просторно, и как хорошо! Я встречался со знакомыми, здоровался, перекидывался словами.

Началась конференция. Мы сели рядом с К. К. Зельиным. С краткой вступительной речью выступил академик Е. М. Жуков. Еще не было забыто московское совещание историков, поэтому он сказал, что подлинная актуальность исторических проблем определяется не хронологией. Конференцию приветствовали заместитель председателя исполкома Ленинградского Горсовета, академики Хвостов, Александров, Струве (последний письменно, т. к. болел), профессор Софийского Университета Х. Данов. Он сказал: «Я буду говорить по-болгарски, потому что этот язык будет вам понятнее, чем мой русский». Потом он произнес речь на болгарском языке, и все поняли ее. Ярко, артистически продуманно, сказал вступительное слово С. Л. Утченко: «Античность и современность». Он ставил вопрос: «И кто такие мы – люди, посвятившие себя изучению античности, – любители древности, антиквары, отгораживающиеся в тиши своих кабинетов от современной жизни, от ее требований и запросов, или люди, которым близки эти запросы, которые живут и действуют во имя этих запросов, во имя того грандиозного строительства нового мира, участниками которого мы все с гордостью себя признаем?» И он тут же отвечал: «Без всяких колебаний я могу сказать, что считаю нас, посвятивших себя изучению античности, не менее деятельными участниками идеологической борьбы и строительства, чем представители любой другой научной гуманитарной специальности, а нашу науку не менее актуальной, чем любую другую историческую дисциплину. Более того, я уверен в существовании живых, действенных все вновь и вновь рождающихся связей между античностью и современностью». Дальше блестяще обосновывалось это заключение.

Затем выступила с большим докладом полячка И. Бежуньска-Маловист. Она говорила по-французски, и я ничего не понял. Венгр И. Тренчини-Вальдапфель знакомый мне по работе о Гесиоде сделал доклад по-немецки, и я понял почти все. На этом кончился первый день работы конференции. Я побродил по Ленинграду, вернулся в гостиницу, принял ванну, полистал купленные книги, лег спать. Между прочим, я приобрел книгу историка из ГДР Зейфарта, которую намеревался рецензировать. На этот счет я договорился с В. Смириным.

Последующие заседания происходили в Ленинградском Доме Ученых. Это, примыкающий к Эрмитажу, роскошный большой особняк. Принадлежал он когда-то великому князю. В нем сохранилась рококошная роскошь. Гостиные оббитые бордовыми, золотистыми, голубыми шелками, резные потолки, старинная золоченая или под цвет стен мебель, зеркала, зимний садик с фонтаном и теплолюбивыми растениями. Короче говоря, я оказался во дворце. Здесь в разных гостиных разместились секции конференции, я посещал доклады, которые меня интересовали, но главным образом на секции «Идеологическая борьба в античном обществе». Я встретил Ирмшера, еще некоторых ученых из ГДР, Польши, Чехословакии, о которых слышал или труды которых читал. Но в разговоры с ними не вступал: просто не знал, о чем говорить. Большую часть времени в перерывах я находился с Е. М. Штаерман. Мы курили, делились впечатлениями, к ней подходили иностранцы, и она разговаривала то по-немецки, то по-французски, то по-английски и все одинаково легко. Я многое понимал, но сам разговаривать не решался: без практики это нелегко.

Приятными и веселыми были обеды в превосходном ресторане при Доме Ученых. Стены здесь были отделаны резными деревянными панелями, витые колонны подпирали невысокие потолки. Готовили здесь отменно. Разумеется, отличное настроение определяло хороший аппетит. Все выпивали умеренное количество водочки, и вторая часть заседания проходила еще более непринужденно, чем первая. Так, мой старый друг В. И. Кухищин что-то говорил о рабах в Италии. Он уверял, что больных рабов лечили и даже имели для этих целей помещения. Кто-то усомнился. Тогда встал профессор Блаватский. Он заявил: «Я имел удовольствие побывать в Италии. При ее чудесном климате больные рабы