— Что это, Тэд?! — прошептала она сдавленно. — Что это такое?!

Я тотчас же обернулся и едва не вскрикнул от удивления.

Золотистые песчаные барханы за нашими спинами внезапно пришли в движение. Нет, они не вздымались вверх смерчами, не неслись вдаль дружными песчаными вихрями. Наоборот даже, барханы эти быстро съёживались, сглаживая поверхность… и вот уже она стала не бугристой, как прежде, а напротив, ровной, как стол.

А потом ровная поверхность эта вся посинела… и я даже не уловил того момента, когда золотистый песок позади нас превратился весь в прозрачную воду.

То есть, это при ближайшем рассмотрении вода казалась прозрачной и совершенно бесцветной, в общей же своей массе она имела густонасыщенный аквамариновый цвет.

И вновь ни волн на поверхности, ни даже малейшей ряби.

Итак, море настигло нас, хоть мы столько времени прочь от него уйти пытались. Не менее тридцати километров по барханам этим протопали.

— Ладно! — сказал я, вставая. — Хоть воду теперь экономить не надо, и то плюс! Второй плюс, что из моря она куда прохладнее будет…

Вытащив из мешка одну из пустых бутылок (ту, которая поменьше, литровую), я подошёл к воде и, опустив в неё бутылку, стал дожидаться постепенного её наполнения. Дождался, поднёс бутылку ко рту и с наслаждением сделал первый глоток.

Первый и последний, ибо вода в море оказалась на этот раз, не просто солёной, но и горько солёной.

— Тьфу ты, чёрт! — с трудом проговорил я, отплёвываясь. — Оно что, обиделось на нас, что от него уйти пытались?

— О чём это ты? — спросила Снежана, подходя ко мне. — С водой что-то не так?

— А ты сама попробуй!

Я протянул Снежане бутылку.

— Ладно, попробую!

Она взяла бутылку, некоторое время опасливо на неё смотрела, потом, словно, решившись, сделала первый глоток.

— Ну, как? — поинтересовался я.

— Вкусно! — неожиданно проговорила Снежана, вновь прикладываясь к бутылке. — Особенно, после тёплой этой водицы, что я у тебя на кухне из крана набрала! А тебе что, водопроводная больше нравится?

Ничего ей на это не отвечая, я вновь забрал из рук Снежаны бутылку (там воды уже меньше половины оставалось), потом осторожно поднёс её к запекшимся губам.

Всё тот же мерзкий, горько-солёный привкус, от которого во рту, не горит, а просто полыхает! Да так, что сил нет терпеть!

Выронив из рук бутылку и быстренько раскрыв мешок, я вытащил из него одну из полных бутылок и почти судорожно к ней приложился. Плевать, что тёплая, главное, поскорее затушить бы этот пылающий костёр во рту!

— Что с тобой, Тед? — Теперь Снежана смотрела на меня с тревогой. Вернее, не на меня, на то, как я всё продолжаю и продолжаю торопливо глотать почти горячую эту воду. — Да что с тобой такое?!

— Ничего! — сказал я, завинчивая бутылку и вновь пряча её в мешок. — Тем более, что во всём можно найти и положительные стороны. Ведь ежели ты можешь местную воду потреблять, то я на водопроводной куда дольше продержаться смогу, разве не так?

— Это у тебя шутки такие дурацкие, Тед Тайлер?!

— Ну, разумеется, шутки! — Вздохнув, я уселся на песок и бездумно уставился на синюю водную гладь перед собой. — Да я, вообще, шутник изрядный, неужто ты этого ещё не заметила?

— Ладно, извини!

Снежана уселась рядом, осторожно положила узенькую ладошку мне на колено.

— Почему я могу пить эту воду, а ты не можешь?

— Не знаю! — Я пожал плечами, потом накрыл ладошку Снежаны своей ладонью. — Тем более, что раньше вода эта мне тоже пресной казалась. А вот теперь почему-то…

Не договорив, я замолчал.

Снежана тоже сидела молча, не отнимая руки. А потом вокруг нас внезапно стало темно.

Вот так, сразу, без малейшего даже перехода. Я и лица Снежаны не различал, хоть сидела она совсем рядом.

— Ну, вот и ночь! — Снежана как-то истерично хихикнула. — Интересно, сколько она продлиться может?

— Ты лучше на море посмотри! — произнёс я почему-то шёпотом.

А море и в самом деле сказочно преобразилось. По ровной его поверхности пробежали вдруг яркие разноцветные сполохи, пробежали, исчезли, возникли вновь. Это было похоже на полярное сияние, которое я наблюдал однажды на Аляске, вот только не на небе всё это сейчас происходило, а на неподвижной водной глади, высвечивая её во всю глубину.

— Смотри, смотри! — Снежана крепко прижалась ко мне, жарко задышала в ухо. — И на небе тоже!

И действительно, сполохи эти постепенно перемещались на небо, вернее, трудно было даже определить сейчас, где что. Даже самому зрелищному и продолжительному земному сиянию было далеко до этого чудного великолепия. Пылало, переливаясь, море, и небо тоже пылало во всю свою глубину…

А потом засветился и сам песок вокруг нас…

— Красиво как! — прошептала Снежана, всё теснее прижимаясь ко мне. — Чего же мы ждём, Тэд?!

Вскочив на ноги, Снежана принялась вдруг яростно срывать с себя одежду. Впрочем, срывать особо нечего было, ибо под мешковатой пятнистой униформой на ней ничего больше не оказалось.

— Тэд! — Снежана стояла совсем рядом со мной и по обнажённому её телу ползли, переливаясь, разноцветные сполохи, и это было так завораживающе красиво, что у меня даже дыхание перехватило. — Или ко мне, Тэд!

Но я даже не шелохнулся.

Что-то было не так во всей этой эротически выставленной напоказ сцене!

Для кого именно выставленной?

«Спаривание на жёлтом песочке… — вдруг припомнились мне пьяное откровение Стефана, — …как две лабораторные крысы…»

Но я не крыса, я человек!

А Снежана вдруг опустилась на землю, вернее, на светящийся золотистый этот песок.

— Ну, что же ты, Тэд?! — исступленно шептали её губы. — Любимый… единственный… я ведь жду тебя… я столько мечтала именно об этом… именно о такой нашей с тобой ночи, Тэд!

Снежана учащённо дышала, обнажённой тело её извивалось почти по-змеиному, тонкие пальцы судорожно впивались в отсвечивающийся золотом песок.

— Тэд, любимый! — уже в полный голос кричала она, и даже не кричала, стонала, яростно и сладострастно. — Ну, что же ты медлишь… ведь я так жду тебя!..

— Хватит! — заорал я, вскакивая на ноги. — Прекратите!

Орал я, запрокинув голову вверх, орал просто в переливающееся многоцветное это великолепие.

— Я не крыса для проклятых ваших экспериментов! И она тоже не крыса! — я указал на Снежану, испуганно сжавшуюся в комочек. — Мы люди, понятно вам это?! И я не позволю, слышишь?.. я не позволю тебе так издеваться над нами!

Кому я кричал всё это — понятия не имею, но в следующее же мгновение ночь исчезла со всем своим великолепием. И вновь нас окружал всё тот же жаркий день, укутанный весь в мерцающую голубоватую дымку.