привели Россию в “трудное положение”… Генерал Алексеев видел из Ставки не какое-то “трудное положение”, а угрозу полного развала армии и невозможность сопротивляться врагу. Без сопротивления со стороны Николая II он запросил мнение главнокомандующих, которые почти единогласно выразились в смысле необходимости отречения императора. После 75 лет со знанием последовавших событий, легко осуждать ответы главнокомандующих, можно критиковать их понимание создавшегося политического положения, но никаким образом нельзя называть их изменниками, из-за ответов, данных по совести на ясно поставленный вопрос»[175]. Рассуждения о событиях февраля – марта 1917 года в своём письме в защиту Великого князя Николая Николаевича Николай Романович заканчивал следующими словами: «…Владимир Кириллович избрал этот случай, чтобы попытаться очернить память Великого князя Николая Николаевича, старшего брата моего деда, Великого князя Петра Николаевича. Причём он это сделал на фоне того самого Таврического дворца, к которому его отец, Великий князь Кирилл Владимирович привёл вверенных ему моряков Гвардейского экипажа, с красными кокардами и под красными флагами, в распоряжение создавшегося Временного правительства – и сделал он это за день до отречения его двоюродного брата Императора Николая II. Если это не измена и предательство, что тогда?»[176].

Спустя почти восемь лет после описанных событий, в интервью журналисту Евгению Киселёву[177] для документального фильма «Правнук императора», Николай Романович скажет, что, возможно, ему следовало при ответе использовать более мягкие слова и вообще написать письмо не так резко: «…я должен сказать, что Владимир вскоре умер, мне даже сделалось досадно, что я так “круто” ответил. Если бы я знал, что он серьёзно болен, может быть, я немного изменил некоторые слова, которые я использовал»[178]. Но обратно время не повернуть вспять, а опубликованный на страницах одной из старейших газет ответ Николая Романовича восстанавливал историческую справедливость по отношению к великому князю Николаю Николаевичу.

Однако вернёмся снова в 1991 год. Среди консервативно настроенной части представителей русской белой эмиграции визит Владимира Кирилловича и его супруги в Санкт-Петербург вызвал неоднозначную реакцию. Резко против поездки высказался архиепископ Лос-Анджелесский и Южно-Калифорнийский Антоний (Синкевич), долгие годы поддерживавший и самого Владимира Кирилловича как главу Российского императорского дома, являясь его духовником, и, вместе с епископом Григорием (Граббе), с каждым годом затухающий интерес к «императорской семье» в Синоде Русской зарубежной церкви.

В журнале «Православный вестник Нью-Йоркской и Канадской епархии» владыка Антоний опубликовал статью под названием «Великий князь Владимир Кириллович и его посещение СССР»[179]. В ноябрьские дни 1991 года он приехал в Париж к своему «духовному чаду» с одной целью – отговорить от поездки в Санкт-Петербург, но Владимир Кириллович проявил твёрдость и в дышавший на ладан СССР всё же поехал, после чего отношения между архиепископом и князем были разорваны.

В апреле 1992 года князь Владимир Кириллович вместе с женой княгиней Леонидой Георгиевной в сопровождении князя Николая Николаевича Урусова отправился во Флориду. Визит был организован одним из ведущих американских банков. Предполагалось, что Владимир Кириллович выступит с двумя речами – одной в Майами, другой на фешенебельном курорте в Палм-Бич 22 и 23 апреля. В своей речи князь хотел отразить ухудшающееся экономическое положение в России и рассказать своё видение на перспективы развитие страны в ближайшем будущем. По прилёте в Майами Владимир Кириллович встретился со своим троюродным братом князем Павлом Дмитриевичем Романовским-Ильинским[180], который совершил весьма своеобразный поступок – публично преклонил перед троюродным братом колено и поцеловал ему руку.

На следующий день должна была состояться публичная пресс-конференция. С утра Владимир Кириллович почувствовал лёгкое недомогание, его подташнивало. Леонида Георгиевна дала ему лекарство, которое сразу помогло. Приехав в зал, где собралось около сотни журналистов, он был радушно встречен представителями управления банка. За время пресс-конференции Владимир Кириллович успел ответить на несколько вопросов, касающихся положения дел в России и возможной реставрации конституционной монархии. Неожиданно для всех одна журналистка задала ему вопрос на испанском языке о российской молодёжи. Владимир Кириллович, отлично владевший испанским языком, начал отвечать, но вдруг упал лицом на стол. В глубокой коме его доставили в госпиталь «Милосердие», где врачи констатировали смерть.

На следующий день после кончины Владимира Кирилловича в Синодальном храме РПЦ.З в Нью-Йорке прошла панихида по новопреставленному князю. Панихиду совершили и в Майами. Настоятель храма Святого Владимира иерей Даниил Макензи в присутствии вдовы и близких молитвенно почтил память Владимира Кирилловича.

Гроб с телом Владимира Кирилловича был доставлен в Париж, перевезён в пригород на русское кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и помещён в храме Успения Божией Матери. Князь ещё при жизни изъявил желание быть похороненным в России в Петропавловской крепости. Начались долгие переговоры с российскими властями. Предлагалось провести погребение в Александро-Невской лавре, в Новоспасском монастыре в Москве и даже на Новодевичьем кладбище, но семья покойного настаивала только на похоронах в крепости. Русская зарубежная церковь предложила Леониде Георгиевне похоронить мужа в Леснинском монастыре под Парижем, но и здесь был получен отказ. В конце концов, после вмешательства тогдашнего мэра Петербурга Анатолия Собчака и получения разрешения от Президента России Бориса Ельцина, было принято положительное решение о проведении похорон в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора.

28 апреля 1992 года гроб с телом Владимира Кирилловича был доставлен в Петербург и перевезён в Исаакиевский собор. На следующий день состоялся чин отпевания князя, который возглавил Патриарх Алексий II вместе с митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном[181], епископом Истринским Арсением[182] и епископом Новгородским Львом[183]. Глава Русской православной церкви в своём слове выразил чувства поддержки семье покойного, назвав при этом Владимира Кирилловича странным титулом «глава российского династического союза», а к вдове, дочери и внуку обратившись со словами «Их Величества». Неожиданно для петербургских властей тысячи людей пришли проститься с князем, и даже не все желающие смогли попасть в собор, многие остались вне храма на улице.

Поскольку Великокняжеская усыпальница не была готова к погребению, то на время ремонтных работ гроб Владимира Кирилловича решили поместить в Никольской церкви Александро-Невской лавры. Спустя месяц он был погребён в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора рядом со своим дедом – великим князем Владимиром Александровичем (позднее, в 1995 году, из Германии в усыпальницу был перенесён прах родителей Владимира Кирилловича, а в 2010 году рядом похоронили его супругу Леониду Георгиевну). Тем самым был заложен прецедент для захоронения потомков Российского императорского дома, но более никто из Романовых, кроме семьи Владимира Кирилловича, на «царские склепы» не претендует. К тому же в 2010 году представители правительства Санкт-Петербурга заявили, что новые захоронения в усыпальнице проводиться не