Шрифт:
Закладка:
Криста: Я нахожу вполне естественным то, что смерть является частью жизни, и не боюсь смерти. Но при этом я не верю в загробную вечную жизнь. Написано еще в Ветхом Завете у иудеев: «участь сынов человеческих и участь животных – участь одна», «кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?» То есть либо всё вокруг живое, либо ничто. И тогда душа моей кошки вознесется на небо точно так же, как и моя душа. Я не верю ни в душу, ни в вечную жизнь. Все мы когда-то превратимся в нефть. Это правда.
Ирина: И все пойдем на переработку?
Криста: Да-да, конечно. На вторичную переработку. И, возможно, в этом плане обретем вечную жизнь. Почему нет? У меня возле дома устроено маленькое кладбище. На заднем дворе лежат собака и кошка, а перед домом лежит мой муж.
Ирина: Прямо здесь, дома? Это разрешено?
Криста: Нужно просто зарегистрировать в магистрате, где находится могила. Естественно, в урне. Но я абсолютно не верю в загробную жизнь. Знаете, сколько весит душа человека? Точно не помню, 22 грамма или 40. Где-то взвесили человека перед смертью, а потом после смерти, и сказали, то, чего не хватает – это и есть душа. Но это, конечно же, полная чепуха! Мы этого не можем знать.
Я верю в то, что во вселенной есть некая энергия. Бог ведь – это тоже энергия. Я не верю в Господа Бога. Слово Бог уже стало таким банальным. Но я все-таки верю в то, что должен быть какой-то смысл, какая-то причина существования вселенной. А может быть, вселенная создана для кошек? Это тоже не исключено. По большому счёту, мне всё равно.
Ирина: И, тем не менее, у вас есть сценарий действий, когда придёт ваш последний час.
Криста: О да, это я уже продумала. Я знаю, какое стихотворение Рильке должны прочитать. Я хочу, чтобы звучала песня Густава Малера «Я потерян для мира», но уж, пожалуйста, в моём исполнении, чтобы я там, в гробу, не сердилась, когда поёт другой.
Ирина: А в чьём сопровождении? У вас же так много записей.
Криста: Я ещё не определилась, надо сперва послушать.
Ирина: Ну, тогда уж слушайте внимательно, не торопитесь!
Криста: И ещё у меня на примете квинтет Шуберта ре-мажор для двух виолончелей. Там чудесная медленная часть. Надеюсь, мне сыграет Венский филармонический, не правда ли? Да, конечно, я это всё уже продумала. Возможно, похоронят здесь, в соборе местного монастыря в Клостернойбурге. Не знаю только, пустят ли меня, потому что я ведь ни католичка, ни протестантка. Но, может быть, и пустят, потому что я Kamersängerin (особое почетное звание, которое присваивается оперным певцам в Австрии и Германии по представлению самых авторитетных музыкальных институтов – Берлинской, Венской, Баварской государственных опер. – Примеч. ред.).
Ирина: Я очень счастлива, что мы сегодня встретились. Желаю вам много сил, энергии и здоровья. Я уверена, что вы еще сможете на что-то повлиять.
Криста: Может быть, вы знаете одно прекрасное стихотворение Рильке, я процитирую первую строчку: «Я живу свою жизнь, нарастая кругами, тянусь над стаей вещей». Человек живёт не по прямой линии, а вширь, живёт кругами. И самое прекрасное в жизни – знать, что ты живёшь вширь, что ты смотришь по сторонам.
Ирина: Твой духовный мир становится богаче, вмещает все больше.
Криста: Да, и я хочу сказать, что ведь духовное гораздо важнее телесного, не правда ли? Поэтому и не боюсь смерти.
Великая Криста Людвиг в нашем разговоре выделила Элину Гаранчу как одну из лучших певиц сегодня, при этом воскликнув: «Оперу Моцарта “Милосердие Тита” следовало бы переименовать в “Секста”! Не сравнима ни с кем!» – настолько понравилось ей исполнение этой партии Элиной!
Элина Гаранча – звезда, одна из самых востребованных меццо-сопрано в мире. Родилась и выросла в Риге, живет между Испанией и Латвией. Интервью с Элиной мы записывали в Рижском драматическом театре. Он был закрыт на ремонт, и единственно возможным для съемок помещением стал гардероб для зрителей – совсем не парадный интерьер, почти походные условия, но это никого не смутило, атмосфера оказалась как раз подходящей: Элина всегда в пути. В беседе сразу обнаружились наши точки соприкосновения: мы обе не любим зиму и холод и бежим вслед за солнцем, находя в нем источник пополнения жизненной энергии.
Июнь 2017 года
Ирина: Элина – вы певица, актриса, жена, мама двух детей, обожаете природу, любите повозиться в саду, в огороде. Вы настолько многогранная, что могли бы стать режиссером, а может, даже и политиком?
Элина: Нет, политика – это не мое, совершенно. Может быть, могу кому-то что-то подсказать, даже не учить, подсказать, может быть, насчет пения. Режиссировать – когда-то была у меня такая мечта, но мне кажется, что это тоже не мое, я не совсем знаю, что с массой делать, и все эти репетиции, освещение, костюмы…
Ирина: Большая организация.
Элина: Да, организация – это не мое. Я – руки. У нас дома так: муж мой – голова, я – руки. Он все придумает, рассчитает, а я сделаю. У нас такой баланс.
Ирина: У вас великолепная музыкальная семья: ваш муж дирижер Карел Марк Шишон, а вы певица и еще писательница. Ваша первая книга называется «Wirklich wichtig ist die Schuhe» – «Действительно важно – это туфли». Вы имели в виду какие-то особенные «правильные туфли»?
Элина: Просто туфли. Я была беременна второй дочерью, и мы не знали, что делать, чем заняться, и один приятель говорит – давай, напиши книгу. Я говорю – нет, я слишком молодая. Он говорит – нет, напиши, потому что мы хотим знать, что ты думаешь именно сейчас, а потом, когда тебе 65 или 70 будет, тогда напишешь вторую книгу, чтобы рассказать, что было и чего не было, что сбылось и что не сбылось. Мы играли с названием, и получилась такая шутка: те, кто думал, что я буду рассказывать про свои туфли, наверное, удивились, что я говорю про жизнь, про себя, про Латвию, кто я такая, откуда я пришла и что делаю.
Ирина: Элина, вы полиглот – латышский язык, русский, немецкий – причем, везде потрясающее произношение… английский… испанский…
Элина: Ну, итальянский еще. На русском мне все труднее общаться, потому что очень редко говорю и забываю его.
Ирина: Но ваша новая программа Liederabend (Вокальный вечер) – это ведь всё русский репертуар.
Элина: Да, я люблю Рахманинова, всегда его любила. Помню, когда Ирина Архипова приезжала в Ригу, преподавала в Академии, она говорила студентам, которые пели Рахманинова – представьте себе российскую даль, грустную серую осень – вот это музыка Рахманинова. Только в последние годы я начинаю понимать эту боль, тоску, широкую степь. Латыши вообще-то меланхоличные…
Ирина: Вы очень любите свою страну, и ваша корневая система действительно связана с Латвией.