Шрифт:
Закладка:
19. II. Сейчас получены письма Ваши, Зины от 30-го и Мор[иса] от 29-го, а также письма от Керб[ер] и Гартнер. Шлем им наш самый сердечный привет. Франсис ничего не прислала — верно, письмо ее не попало на этот пароход. Мерзостные вырезки из газет превзошли всякие ожидания. Чувствуется грубая предумышленная злодейская работа, в которой, к нашему изумлению, принимает участие Правительственный Департамент. Среди присланных вырезок еще нет опровержения со стороны Уоллеса и Департ[амента], о котором Вы извещали в телеграмме. Не зная текста этого опровержения, трудно сказать последнее слово. Но, во всяком случае, клевета превосходит всякие меры. Если в Бельгии за неправильное название «масоном» газета платит сто тысяч бельг[ийских] франков, то сколько же миллионов должны заплатить клеветники за название «шпионом»? Ведь каждый заголовок присланных газет уже заключает в себе [мысль] об убытках. Ведь все сказанное — сплошная, предумышленная ложь. Вы имеете документы и от японск[их] властей (которые относятся и к Манчуко[112]), и от монгольских, а в Китае также было оказано всемерное содействие. Ни о каких дизбендментах[113] не могло быть и речи, ибо Деп[артамент] посылал нас в Кукунор, Вы это знаете из посланной Вам корреспонденции, но ввиду полной непрактичности этого предложения, которая была потом признана и Департаментом, мы отказались от этого губительного предложения. Экспедиция была после этого нашего отказа переведена в Индию, где и закончила работы и отчет к первому февраля. Ни о каком дальнейшем продолжении работы с этим Департ[аментом] мы и не думали, и вообще, ознакомившись с некоторыми характерами, никогда и не приняли никаких с их стороны предложений. Вы имеете теперь в руках весь обмен телеграммами с Департ[аментом] и можете видеть, что по их же предложению были собраны семена в горах Спити, что ввиду окончания сезона и снегов на перевалах пришлось сделать крайне спешно, и этот сбор полезных семян в одной из самых трудных местностей обошелся Деп[артаменту] в ничтожную цифру в триста с чем-то доллар[ов]. Но это все такие подробности, которые абсолютно тонут в главном факте недопустимой клеветы с явным намерением подорвать имя. За такие убытки, за такое страшное опорочение имени платятся миллионы. Вы помните, сколько получил Юсупов за намек о его имени! Ведь не в беззаконной же стране подобное происходит! Из полученного нами здесь запроса от корреспондента «Ассош[иэтед] Пресс» видим, насколько широко распространяется клевета, а опровержение не доходит. Во всех ли газетах, поместивших клевету, были на таком же значительном месте достаточные опровержения? Ведь закон требует, чтобы опровержению предоставлялось такое же значительное место, как и клевете, — значит, опровержение должно быть на той же странице и так же трудно объявлено. Иначе опровержение не достигнет своей цели и не может считаться достаточным. Будем ждать дальнейших действий в этом направлении, ибо вся правда за нас. Вероятно, и новый Комитет проявит себя. Очень трогательна готовность Стокса свидетельствовать в деле налогов. И как прекрасно он понимает, как Леви хотел и получить славу за устройство и субсидирование экспедиции, и забрать все результаты и картины, и сделать пожертвование, и объявить все шеры своей собственностью, и, забрав все идеи, стать «зе гретест мен оф Америка»[114]. Поистине, резиновый миллион и резиновая совесть!!
Как было Указано, Милликан полезен для Музея, ибо злоумышленники могут коснуться самого священного, и нужно будет мнение и знание духовных вопросов, чтобы уметь усилить и моральную сторону. Конечно, он может быть полезен и Музею, но это не помешало бы ему и действовать в деле Амрид[ы]. Скажите ей об этом. Опять повторим, для передачи Фриде, что и наш план был, чтобы хозяйственно-финансовой стороной заведовал бы человек, поставленный от бондхолдеров. Мы же со своей стороны можем ведать культурной [стороной] учреждений, которая в своей жизненности представит настоящий ассет[115] для бондхолдеров. В моей записке «Примат Духа»[116] я достаточно говорю, насколько жизненным и практичным может быть такой план. Вероятно, эта моя записка уже прочтена друзьям и адвокатам. Часто меня называли пророком, вот и теперь опять скажу, что мы приближаемся к тому времени, когда люди всячески поймут ценность культурных основ; давно это утверждалось мною, повторялось и в 1923 году, повторялось и в 1930-м, а затем и в деле организации значение культуры дало решающий перевес делу. Прекрасно, что Вы получили сведения от Вестингауза, что ему Музей платит долг, значит, нет причины, чтобы и Амр[ида] и Флор[ентина] таким же порядком не получили свои долги с Музея. Приглашен ли Сторк в состав нового Комитета — ведь в Комитете могут быть и люди, живущие за городом. Очень хорошо, [что] у Вас нашелся старый каталог [19]22 года, где я [указан] президентом, а Леви казначеем. Такой документ для суда должен являться весьма показательным. Вообще, можно диву даваться, что такое, казалось бы, простое, ясное дело, где вся очевидная правда на нашей стороне, может вызывать какие-то длительные судебные дискуссии. Не считают ли нужным адвокаты запросить Ст[ейт] Департм[ент][117] о том, что значит газетное выражение о холодности этого Департ[амента] — ведь такой намек может создавать смущение умов. Хотя мы и понимаем, почему один Морис будто бы оставлен в составе Трэстис (ведь он гарантер), но все-таки такое сведение звучит весьма странно. С одной стороны, он — Трэсти. С другой же стороны, по заявлению Леви, всеми шерами владеет Леви единолично, — ведь все это до такой степени нелепо и свидетельствует лишь о самой недостойной игре. Наверное, адвокаты, узнавая такие перлы злоумышления, еще более укрепляются в правоте нашей стороны. Главное же — не сдаваться, но, зная всю правду, добиться справедливости.
Очень ждем разъяснений о судьбах двух Мемо[рандумов] и письма Е. И., а также о намерениях относительно моего письма. Что значило отсутствие Спорборг на собрании Комитета, ведь из письма Франс[ис] было совершенно ясно, что она дала свое согласие? Может быть, ее отсутствие было чисто случайно? Наверное, кому-либо из Вас приходилось встречаться или
