– Договорились!

Собрав в охапку свои документы, отец спешит к дяде Игорю, а я со скучающим видом осматриваюсь по сторонам и послушно жду. Минуту. Две. Три. Но по правде, сидеть без дела невыносимо! За окном жаркое лето, а значит, если немного погуляю возле катка, хуже моему бронхиту точно не станет.

Отстёгиваю ремень безопасности и, аккуратно прикрыв дверцу авто, выскакиваю на раскалённый асфальт. Как канатоходец, расставив руки в стороны, иду по бордюру, а потом, воображая себя спецагентом разведки, прячусь за кустами и неприметно крадусь к зданию спортивной школы, с интересом заглядывая в окна на первом этаже.

За одним из них замечаю сердитую старушку. Её задача – следить за ключами, что ровными рядами висят на стене, и никого не впускать, но бабка – явно засланный шпион противника: вместо наблюдения за вверенным ей добром, раскрыв рот, она смотрит какой-то сериал, где Дон Педро признаётся в любви некой Марии. Заходи, кто хочешь! Бери, что нравится!

Пожимаю плечами и сквозь кусты пробираюсь дальше. За другим окном различаю склад инвентаря, а в следующем умудряюсь рассмотреть сломанные клюшки, непонятные конструкции, видимо, для точки коньков и разбросанные вещи. Короче говоря, хлам. Интерес к операции медленно угасает, а желание вернуться к машине всё сильнее проникает в сознание. На улице слишком жарко, да и папа может вернуться в любой момент. Однако внезапный громкий голос, грозным лаем долетающий до моих ушей из последнего, слегка приоткрытого окна, не даёт сменить курс. Так обычно по телевизору кричат разгневанные тренера на нерадивых футболистов или хоккеистов, проигравших решающий матч. Но каково же моё удивление, когда в пустой раздевалке на самой обыкновенной скамейке замечаю маленькую девочку с зарёванным лицом и орущего на неё мужика в деловом костюме. Тот самый дядя Игорь, который сейчас должен подписывать с отцом документы, свирепым львом размахивает пластиковыми чехлами от коньков и что есть дури, выпучив глаза, орёт на дочь. Марьяна, съёжившись от страха, прижимает к груди колени и беспрестанно шмыгает носом. Плакса! Размазня! Девчонка! Сегодня её волосы забраны в тугой пучок на затылке, а вместо нарядного платья – чёрный костюм в облипку. Нисколько не красивый! Мрачный, скучный! Разве не должны фигуристки порхать в коротких разноцветных юбочках, расшитых сверкающими камушками? Но если честно, про невзрачный костюм невзрачной девчонки я буквально сразу забываю, стоит заметить рядом с её голыми пятками белоснежные коньки и такого же цвета бумажные салфетки, правда, со следами крови. Это же кровь, верно? Я даже подтягиваюсь на руках, цепляясь за оконную раму, чтобы лучше рассмотреть все детали.

– Марьяна, ты всё время ищешь отговорки, лишь бы нормально не заниматься! А мне приходится за тебя краснеть! – пыжится отец девочки. – То тебе холодно! То ты не выспалась! То лёд скользкий! Надоело, честное слово! Я неделю уговаривал тренера с тобой позаниматься индивидуально, и что в итоге?

– Пап, но мне, правда, очень больно! – хнычет Нана, прикладывая к ободранной коже на ступне очередную салфетку. – Коньки новые. Жмут еще.

– Ты же сама их просила!

– Старые малы…

– Те малы, эти велики! Сама не знаешь, чего тебе надо! – Пластиковые чехлы с размаху летят в стену и с глухим ударом приземляются на пол. От неожиданности вздрагиваю и чуть не падаю. Марьяна же утирает слезы и начинает копаться в огромном рюкзаке с блестящей балериной на боковом кармане.

– Пять минут, дочь! И только попробуй не вернуться на лёд! Я за себя не ручаюсь! Поняла? – Дядя Игорь решительно разворачивается и вылетает в коридор.

– Да! – забитым зверьком отзывается девчонка и достаёт из рюкзака пластырь. Снова всхлипывает, а потом со знанием дела заклеивает ссадины. Морщится, натягивая тонкий носок, и шипит, просовывая ногу в ботинок. Рукавом смахивает слезы и ловко шнурует коньки, то и дело затягивая те изо всех сил. Потом прихрамывая поднимает с пола те самые чехлы, брошенные её отцом в стену, и, одёрнув олимпийку, бредёт к выходу. Нана осторожно приступает на больную ногу, а я никак не могу понять, отчего так дерёт горло: от слез или дурацкого бронхита. А ещё ощущаю себя неимоверным слабаком, который ноет из-за того, что летним днём вынужден сидеть дома и смотреть телевизор.

Как оголтелый спрыгиваю вниз и несусь ко входу в спортшколу. Пока старушка вздыхает над сюжетом всё того же сериала, проползаю под перекладиной электронного турникета и наобум бегу по коридору вглубь спорткомплекса. На ходу пытаюсь прочитать указатели, чтобы найти выход на лёд, но получается медленно и нескладно.

И только когда кожа на голых руках от плеча и до кончиков пальцев начинает скукоживаться, покрываясь мурашками, понимаю: я на месте! Приложив немалые усилия, отворяю массивную металлическую дверь и едва не задыхаюсь от ледяного потока воздуха, ударившего в нос и окончательно сковавшего тело. Так быстро из жаркого лета в морозную зиму мне ещё не приходилось нырять. Обнимаю себя за плечи и резво подбегаю к высокому борту.

Не знаю, что я хочу увидеть… Наверно, что Марьяна сдалась: пожаловалась тренеру и сейчас отсиживается где-нибудь, мотая сопли на кулак. Она же девчонка! Они все такие! Но то, что открывается моему жадному взгляду, окончательно ломает моё представление о Нане, да и о самом себе.

Гордо задрав нос, она на приличной скорости скользит по льду за ручку с каким-то парнишкой, чуть старше неё. На каждый счёт тренера они синхронно отталкиваются и совершенно одинаково поднимают ноги. Раз пять они проносятся мимо, не обращая на меня никакого внимания. Лезвия их коньков шумно царапают лёд, в спины, то и дело, прилетают замечания тренера. Я бы давно сдался, замёрз и сбежал, но эти двое стойко продолжают кататься. Очередная команда эхом разносится по ледовой арене. Ребята разъединяют руки и, посильнее оттолкнувшись, на одной ноге начинают вращаться, продолжая продвигаться вперед. Парню удаётся ловко обернуться раза два и устоять, Нана же падает. Звонко. Грубо. Я даже на миг прикрываю глаза, представляя, как, должно быть, ей сейчас больно. Я бы не встал! Точно! Прямо там сел бы и разревелся! Марьяна же поднимается на ноги. Поджимает губы, но не плачет. Она снова разгоняется, позабыв про содранные в кровь пятки и, уверен, саднящие коленки.

Очередной толчок, руки вверх, правая нога согнута и прижата к левой. И снова падение. Смех парнишки, ещё минуту назад державшего Нану за руку, заглушается надрывным голосом тренера. Ни капли жалости и сострадания! Сухое перечисление ошибок и бездушное требование – повторить!

Меня распирает от желания сорваться на лёд, чтобы помочь Нане встать, врезать с размаху ее дружку, а тренеру открыть глаза на здоровье девочки. Так, как они, нельзя! Это слишком жестоко! Как злобные тролли, все вокруг потешаются над неудачами Наны, вместо того, чтобы протянуть ей руку. Но больше всего врезается в память недовольная физиономия дяди Игоря. Мужчина занял место зрителя на пятом ряду трибуны и, не сводя глаз с дочери, разочарованно покачивает головой. Смотрю на него широко распахнутыми глазами и отчего-то боюсь… Зачем отец с ним дружит? Какие дела могут быть у нашей семьи с этим монстром? Свиридов будто слышит, о чем я думаю, и как по команде оборачивается в мою сторону. Взгляд пустой, на губах ожесточённая улыбка! Он похож на клоуна из фильма ужасов: вроде добрый, но страшнее никого нет!