Тишина накрывает сидящих у костра будто покрывалом, идут минуты, и под кажущейся безмятежностью пульсирует невысказанный вопрос: «Где же Галл?»

– Галл жива, с ней всё в порядке, – торопливо произношу я и вдруг понимаю, что больше ничего о ней сказать просто не могу.

– Почему она не пришла с тобой? – спрашивает Тания. Её подбородок мелко дрожит. – Не хочет нас видеть? – Она стискивает мою руку, а я мучительно подбираю ответ.

– Лонгсайт жив, – сообщаю я, и мои собеседники умолкают, округлив глаза. – Меня схватили, как только я вошла в город. Галл тоже забрали.

Чтобы произнести последние слова, мне потребовались все силы и храбрость. Уитворты должны знать правду – они её заслужили.

– Тания, прости меня, я не знаю, где держат Галл, но мне сказали, что она жива и здорова.

«Да, жива, пока никто не обнаружил, что я натворила. Ушла в Фетерстоун. И здорова… если словам Джека Минноу можно верить».

Прижав руку к груди, Тания закрывает глаза. Она медленно кивает в такт моему рассказу, как будто знает, что произошло. Как будто она ждала этих слов.

У них почти нет еды. Уитворты угощают нас бульоном, а мы выкладываем перед ними наши припасы. Все восхищённо охают, увидев сыр, а Тания, взяв в руки хлеб, смеётся и говорит, что такой мягкой подушки у неё давно не было.

Кажется, в их первый день в лесу Оскар попытался наловить рыбы.

– В этой реке рыба не водится, – недовольно заявляет Оскар в ответ на подтрунивания Соломона.

– Конечно, ты ведь всех распугал, до последней рыбёшки! – уклоняясь от шутливого тычка Оскара, напоминает Соломон.

– Почему вы здесь? – спрашиваю я. – Почему не дома, в Фетерстоуне, с остальными?

Соломон, позабыв о веселье, хмурится:

– Всё изменилось, и очень быстро.

Кто-то вскрикивает от боли, и мы оглядываемся. Это Мел. Она решила собрать хворост в сумерках и занозила руку. Тания помогает рассказчице вытащить колючку и быстро готовит припарку из листьев.

– Приложи. Воспаление лечить будет нечем.

– Но это всего лишь царапина! Ничего, не умру! – отнекивается Мел.

– Любая царапина может привести к заражению крови. И что тогда? У нас нет лекарств, как в вашем городе. Не стоит рисковать.

Мел молча прикладывает к руке ком толчёных сухих листьев.

– Как же вы продержались здесь? – спрашивает она.

– В лесу или в Фетерстоуне? – приподняв брови, с улыбкой уточняет Тания.

– И тут и там. Я представить себе не могла, что у вас всё вот так… – Выбросив припарку в костёр, Мел отправляется собирать дрова – тонкие сухие ветки. – Честно говоря, я вообще никак себе вас не представляла. Специально отгоняла эти мысли: к чему воображать, как вы живёте, если на самом деле я мечтала, чтобы вас не было на свете?.. – В наступившей тишине проносится едва слышный вздох, как будто время втянуло воздух, оставив нас в вакууме. Под ногой Мел с хрустом ломается ветка, и звуки возвращаются. – Я была слепа. Мне ещё столько всего нужно увидеть. – Мел опускает собранный хворост к ногам Тании, как приношение. – И я надеюсь, что вы мне всё покажете.

– Мы не одиноки, нам помогают, – говорит Соломон. – Некоторые в Фетерстоуне нас не забывают. А что касается горожан… Вóроны приносят им еду. Теперь, правда, меньше, чем раньше: вóроны осторожничают. В Сейнтстоуне становится опасно.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю я. – Фенн всё ещё в Фетерстоуне?

Соломон гордо кивает:

– В городе по многим причинам опаснее, чем за его пределами, однако Фенн остался. Как только Оскар рассказал нам, что творила Сана с нами все эти годы и что она сделала с Лонгсайтом, мы потребовали от неё ответа… перед всеми. Но ничего не вышло, горожане слишком ей доверяют.

– Скорее, она их запугала, – поправляет его Тания, и Соломон согласно кивает.

– У нас не было выбора, Сана сама изгнала нас. Она заставила всех поверить, что в наступившем голоде повинны мы, что это наказание за недостаток веры. Фенн убедил Сану, что поддерживает её, несмотря на всё, что видел той ночью, когда вы с Галл сбежали. Сказал, что станет ещё преданнее исполнять её приказы. И она поверила. А Джастус поручился за Фенна.

Тания стискивает руку Соломона.

– Фенн пытается помочь тем, кто остался в городе, обычным, ни в чём не повинным людям, – поясняет она. – Сана ничуть не изменилась, Леора. Она держит людей в неведении, горожане измучены голодом и отчаянием.

«Умная, жестокая Сана», – мелькает у меня в голове, но я молча слушаю.

– И у неё всё получилось, – заключает Тания.

– Что получилось? – с ужасом спрашиваю я.

– Скажи, Леора, ты помнишь, каково это – голодать? Помнишь постоянный безнадёжный голод, который не отступает никогда. И даже если на столе есть пища, то недостаточно, чтобы наесться досыта.

– Помню, – тихо отвечаю я.

На самом деле уже почти не помню. Странно, как быстро я забыла. Но во мне рождается страх от мысли о том, что мне, возможно, предстоит снова испытать тот грызущий голод, меня охватывает пронизывающий до костей ужас, хочется вскочить и бежать прочь без оглядки.

– Что ты думала о Сейнтстоуне и его жителях, когда тебе хотелось есть, Леора? – тихо спрашивает Тания. – Ты знала, как сыто они живут, пока ты жуёшь корку заплесневелого хлеба.

– Я ненавидела их, – шепчу я. И я не лгу. Я никогда не ощущала большего единения с жителями Фетерстоуна, чем в те дни, когда все голодали. Нас объединяла ненависть. – Я хотела, чтобы они страдали, как страдали по их вине мы.

Оскар грустно кивает, признавая мою правоту.

– Все винят нас, – чуть тише произносит Тания. – Согласно нашей веры, Галл должна была сгинуть в озере, когда проводили ритуал в день её рождения.

Закрыв глаза, я вспоминаю холодный рассвет, ледяную воду и ужас, который вселился в меня при виде неподвижной Галл.

– Говорят, что она должна была заплатить за свои грехи и за грехи всех нас, навеки оставшись в озере. Принести себя в жертву.

Я сглатываю подступивший к горлу ком. «В тот день я вытащила Галл из воды. Всё из-за меня». Будто читая мои мысли, Тания мимолётно касается моей руки.

– Я всегда буду тебе благодарна за спасение дочери, мы навечно у тебя в долгу. Но вера и традиции – могущественные властители, Леора, сама знаешь. Сана говорит людям, что бедность, неурожай, голод и болезни пришли не только по вине отмеченных. Мы виноваты, потому что утратили веру, и несчастья – наше наказание. Галл отказалась отдать жизнь, а значит, платить будет земля. Люди каждый день слышат, что живут во