Пригласил молодой царь визирей и поведал им о своем решении — пойти походом на аланов и хазар, дабы вызволить из неволи похищенную сестру свою Мирандухт...

...С тех пор как мы вернулись из Батуми, я ни разу не встречался с Гулико. Ее мучает женская гордость, меня — мужское самолюбие. Она ждала моего поражения, я — ее капитуляции. Гурам вызвался было выступить в роли парламентера и долго курсировал между двумя лагерями. Но потом в нем заговорило чувство собственного достоинства, и он махнул на нас рукой...

Тавера ждет меня. Ждет меня мать. И Абибо тоже ждет...

...В узком Дарьяльском ущелье войскам пришлось бы трудно. Потому и договорились противники — выставить своих палаванов. Вышел от хазар некий Тархан — косая сажень в плечах. Фарсман Фарух защищал честь грузин. Сошлись палаваны. Размахнулся Тархан и рассек пополам Фарсмана вместе с конем. Приуныли грузины. И велел тогда царь Вахтанг подать коня...

— А ты не проговорился, что Тавера у тебя? — в сотый раз спрашивает меня Гурам.

Я отрицательно качаю головой.

Тавера, Тавера... А ведь он мог быть сейчас с нами здесь, на лекции. В университете от этого ничего бы не изменилось. Наш сторож — дядя Мосэ — все так же зорко охранял бы вход, придирчиво проверяя студенческие билеты, дабы никто из посторонних не ухитрился проникнуть на лекцию и присвоить чужую долю знаний. Наш завклубом Вахтанг Мчедлишвили все так же жаловался бы на репертуарный голод и, наверно, пригласил бы Таверу в драмкружок, которому позарез нужен был курчавый студент с мужественным баритоном на роль мавра...

...И полетела наземь голова Тархана, и объял ужас войско хазар и аланов. Выступил тогда вперед богатырь-алан по имени Бакатар, под тяжестью которого прогибался конь. И крикнул Бакатар царю Вахтангу: «Плыви ко мне, царь, и сразимся в честном бою!» Ответил богатырю царь: «Я царь, повелитель твой, а ты, алан, раб мой! Плыви сюда сам, меч Вахтанга ждет тебя!» — «Я иду к тебе, — молвил Бакатар, — но покля нись, что не нападешь на меня, пока конь мой не достигнет суши!» Поклялся царь...

...Тавера начал курить в восьмом классе. Тогда же он сыграл Гитлера в пьесе Романа Черкезишвили. Пьеса называлась «Падение Берлина».

                                                                                                                 ПАДЕНИЕ БЕРЛИНА

Историческая драма в одном действии, двух картинах.

Действующие лица

Гитлер — Рамаз Корсавели

 Геббельс — Важа Чанишвили

Геринг — Арчил Эргемлидзе

Паулюс — Павле Ратиани

Ева Браун — Инола Ткемаладзе

 Лейтенант — Теймураз Барамидзе

1-й солдат— Гурам Чичинадзе

2-й солдат — Нестор Джапаридзе

3-й солдат — Нодар Микиашвили

Автор — Роман Черкезишвили

Режиссер — пионервожатая Лили Угулава.

Репетиции проводятся ежедневно с 6 до 9 часов в клубе 15-й школы. Премьера 3 февраля.

Вход по пригласительным билетам.

Пионервожатая-режиссер Лили Угулава раздала роли. Заняв места вокруг стола, мы приступили к чтению пьесы. Автор — Роман Черкезишвили — раскрыл тетрадку в толстом переплете, кашлянул в кулак и несмело начал: «Действие происходит в Берлине, в рейхстаге. За длинным столом сидят Геббельс, Геринг, Паулюс, Ева Браун. Гитлер стоит. Он нервно грызет ногти, почесывает голову и кричит. Время от времени доносятся звуки взрывов — бомбят Берлин».

Гитлер. Я сровняю Россию с землей! Я поставлю Сталина на колени! Через неделю Сталинград будет лежать у моих ног!

Ева. Конечно, милый, конечно! Не нервничай, прошу тебя!

Она нежно гладит Гитлера по щеке, успокаивает его. Гитлер целует Еву и садится.

Геббельс. Мой фюрер! (Встает.) Наши войска под Сталинградом оказались в серьезном затруднении. Необходима мобилизация всех сил, иначе наше поражение неминуемо! Я боюсь, что...

Гитлер (вскакивает с пеной у рта, бьет кулаком по столу). Боитесь? Трусы! Убирайтесь вон! Чтобы ноги вашей не было в рейхстаге, трусы! Презренные трусы! Овцы! Овцы! Овцы!..

Геринг (вскакивает). Я не овца! Я не боюсь!

 Гитлер. Иди ко мне, мой Геринг. Я обниму тебя.

Пока Гитлер обнимает Геринга, Ева укоризненно говорит Геббельсу:

Ева. Как тебе не стыдно, Геббельс! Разве можно расстраивать его! Ведь он и без того почти невменяем!

Геббельс. Пожалуйста, если уж и правду нельзя сказать, я замолчу!

Он умолкает. Гитлер последний раз целует Геринга и восторженно восклицает:

Гитлер. Мой толстый, мой верный Геринг! Ты поедешь в Сталинград!

Геринг (в ужасе). Я?!

Гитлер. А кто же? Я, что ли?

Геринг (бледнея). Брат мой Гитлер, я нужен фюреру именно здесь! И я скорее умру, чем покину его! В Сталинград поедет Паулюс!

У Паулюса перекосилось лицо.

Гитлер (Паулюсу). Поедешь?

Паулюс (дрожащим голосом). Поеду... Конечно, поеду!

 Гитлер. Молодец! Браво! (Целует Еву, затем Паулюса. Снимает свои ордена и вешает их ему на грудь.)

Паулюс (плачет). Мой фюрер! Это самые счастливые минуты в моей жизни! Я поеду в Сталинград! Я уничтожу коммунизм! Я предам Россию огню и мечу! Я постараюсь захватить в плен самого Сталин»!

Ева вскакивает в радостном порыве.

Ева (Гитлеру). Можно, я поцелую его?

Гитлер. Целуй!

Ева целует Паулюса. Тот испуганно косится на Гитлера: не ревнует ли он?

Давай, давай!

Паулюс целует Еву. Гитлер отворачивается.

Паулюс. Я покажу коммунистам, что такое немецкое оружие!

Слышны разрывы бомб. Паулюс лезет под стол. После наступления тишины он продолжает:

Я разрушу Сталинград, как Карфаген! И если мне не суждено возвратиться с поля брани, знайте: моим последним словом будет «фюрер»! (Садится и плачет.)

Геббельс. Мой фюрер! Простите мою минутную слабость! Теперь я публично заявляю: дни коммунизма сочтены! Не сегодня, так завтра Сталин сложит оружие! Россия будет нашей колонией! Да здравствует Германия!

Гитлер. Иди, поцелую тебя!

Они целуются. Ева разливает вино в высокие бокалы.

Ева. Господа, выпьем за Германию, за фюрера!

Все пьют и по-немецки поют «Мравалжамиер» * (грузинская застольная песня).

Гитлер. Теперь ступайте. Я и Ева хотим спать.

Ева зевает. Все уходят. В комнате гаснет свет.

                                              Занавес

Вторая картина в основном была построена на звуковых и световых эффектах. Действие происходило в Берлине, в бомбоубежище. Сцена представляла полуразрушенную канцелярию Гитлера. В беспорядке валялись вещи, бумаги. Свет то и дело гас и вновь зажигался. Четыре мощных вентилятора на сцене вздымали тучи пыли. За кулисами непрерывно гремели барабаны. Берлин агонизировал...

Неожиданно на сцене появлялись я и мои автоматчики.

— Руки вверх, Гитлер, Геринг, Геббельс, Риббентроп и госпожа Ева! — кричал я.

Канцелярия безмолвствовала. Тогда я с автоматом наготове врывался в комнату и видел валявшихся на полу