— Хочешь себе забрать? — князь смотрит на юную девушку испытующе. О, конечно, она хочет! Глаза ее горят восторгом, руки не желают выпускать красивую игрушку.

Но неожиданно Лисяна качает головой, улыбаясь лукаво.

— Продадим за пять золотых колов. А на следующий год купим десять ларцов. И я тогда себе самый красивый выберу. К тому же мне и хранить там совсем нечего, разве что чернильницу да перья, но какой в этом смысл?

Вольский хохочет восхищенно — ай да жадная степнячка, совсем как он! Только он в последнее время не так уже и гнался за властью и богатством, хотелось ему больше спокойной жизни. Спина уже болела от долгой езды на лошади, ноги ныли. Оттого, наверное, и с кохтэ предпочел замириться, что былой задор уже прошел. Лет тридцать назад он бы так просто не отступил: собрал бы дружину по всем княжествам, купил бы лучшее оружие, какое на свете есть, мастеров бы из-за моря привез — и сам войной на степь двинулся. Любил когда-то Матвей Всеславович и битвы, и планы, и, конечно, славные победы.

Теперь же вспоминал былые времена и понимал: не всегда война — правильный выход из ситуации. Худой мир лучше доброй ссоры. Сколько женщин вдовами остались, детишек — сиротами? Было время, когда палаты княжеские звенели детскими голосами. Всех он старался взять в свой дом, чтобы не голодали, не побирались. Нынче дети те уже выросли. Да половина дружины его — те самые мальчишки! А девок всех замуж выдал, да, только две и остались. И те скоро под венец пойдут, возраст уже подходящий. Сейчас бы пора искать им женихов, даже не искать, а перебирать — многие на воспитанниц княжеских заглядывались, вот только жена его, кажется, к девкам своим привязалась. Пока она в тягости, князь никак не решится ее тревожить. Подождут девки, не переломятся. Даже если и не возьмет их потом никто — тем лучше. Будут у Лисяны верные подруги.

Да, Матвей Всеславович разбирался в драгоценных диковинках, а под носом своим не разглядел жемчужину. Старый уже стал, потерял чутье.

Листян нравилась ему все больше. Девочка смышленая, живая, веселая. Избалованная, конечно, так и он может себе позволить супругу свою баловать. Первая жена его, Радуница, была совсем другой: тихой, покорной, слова поперек сказать не смела. Он ее любил и ценил, но дома в ту пору редко бывал. А в походах военных кто женщинам верность хранит? Немало рыжих ребятишек по деревням да селам в ту пору бегали…

Потом, когда князем его выбрали, времени и того меньше оставалось свободного. Вольский хотел пользу граду своему принести, коли ему честь такую оказали. Налаживал связи, контролировал все купеческие договора, сам в торговлю ударился, даже однажды за море плавал, в далекую Дарханию, где вот такие звери, как изображенный на шкатулке шлон водились. Славные времена были!

А теперь вдруг оказалось, что жизнь вовсе не кончилась. Рядом с юной женой он и сам словно молодел. Смотрел на все по-другому.

Красивая она, Лисяна. Тоненькая, глазастая, с косами толстыми, словно змеи. Смеется заливисто, зубками белыми сверкая. Любой мужчина рядом с ней от спячки воспрянет. А что в постели смирная, так женщина и должна такой быть. Не хватало еще, чтобы она к удовольствиям телесным стремилась! Как бы не стала тогда заглядываться на тех, кто помоложе да постройнее. Вроде Ольга Бурого.

Отпрыск рода Бурых был для княжеских планов очень нужен. Только вот внезапно Вольскому очень захотелось его куда подальше отослать. Вертелся малой постоянно возле его жены, улыбался слащаво. Хоть сам и уверял, что ему уж очень Вереслава нравится, да только Велеславе с Лисяной красотой и не сравнится! Словом, нашел Матвей Всеславович для Ольга дела в дальних краях. Пущай до моря съездит, на корабли поглядит. И ему полезное учение, и Вольскому спокойнее, да еще и экономия немалая на охране купеческого каравана. С Ольгом удалось два десятка кохтэ отправить — тем более, что они юного княжича считали своим.

***

В Лисгороде внезапно наступила весна. Зацвело все, зазеленело. Деревья усыпало белым и розовым цветом (белый – это яблони, а розовые – вишни, как объяснили девки), трава под окнами терема казалась до того мягкой, что казалось, спрыгни из окна — и упадешь как в перину.

Разумеется, из окна прыгать Листян не собиралась, хотя некоторых отдельных человеков ей очень хотелось отправить в сей полет.

К Вольским зачастили дети Матвея Всеславовича.

Сначала принялся захаживать Данила Матвеевич. Он был самым старшим, наследником отцовским, стало быть. Дородный, рыжевласый, бородатый как и отец его, ходил по палатам хозяином, запугивал челядь и как-то недобро поглядывал на Лисяну. Пришлось ей снова вызывать Сельву и ее десяток. Так было спокойнее.

Был Данила Матвеевич не женат, точнее, вдов. Жена его умерла родами, не выжил и младенец. Жениться второй раз княжич не спешил.

Прознав про то, что Лисяна ожидает ребенка, он, вероятно, обеспокоился. Новый наследник совсем был ему не нужен. Вот и ходил он вокруг княгини, словно кот вокруг мышиной норы: искал, небось, как бы голову откусить той мышке. Степнячка его боялась.

Не иначе как подговоренные старшим братцем, одна за другой явились и дочери княжеские. Обе рыжие, веснушчатые, громкие, страшно похожие друг на друга, они на Лисяну смотрели свысока, хвастаясь нарядами своими и украшениями. Золота и жемчугов на них было больше, чем на кохтской невесте, а шелковые платья явно обошлись их мужьям в немалые деньги. Княгиня не знала, чего они своим визитом добиться хотели, а только Матвей Всеславович на их кривляния покивал головой, да отвел жену в подвал с казною и велел выбрать себе бусы и серьги, какие только понравятся, ибо жена князя должна быть самой богатой в Лисгороде. Забавно получилось, да.

Второй и третий сыновья Лисяне даже понравились. Похожие на отца, очень спокойные, с ней они грубы или насмешливы не были. Оба — корабелы. Неждан по морю ходит, торгует, разыскивает для отца разные диковины, как тот ларец, а Радим корабли строит и чинит. Такое вот у них семейное дело. Были младшие своей работой слишком увлечены, чтобы еще о княгине беспокоится. Оба отцу заявили, что рады за него, что брату или сестричке счастливы будут, подарков надарили и для Лисяны, и для младенца еще не родившегося, да с миром уехали обратно к морю. Понравились они княгине гораздо больше, чем рыжие крикливые девки.

К тому же Радим и Неждан жили далеко, дел у них теперь было немало: начиналась пора судоходства. Порешали свои торговые дела с отцом, золото да товар забрали и пропали до осени. А вот обе дочки — и Варвара, и Гордяна — жили на соседней улице и никуда уезжать не собирались.

Выросшая в женском шатре при сильной и гордой матери, Лисяна прекрасно знала, на что способны женщины, затаившие обиду и зависть. Не обольщалась — любить ее здесь никто не будет, а вот подлостей всяческих ожидать стоило. Князь, конечно, к ней благоволил, но только не стоит заставлять его выбирать между юной женой и родными дочерьми: выбор его может Лисяне ой как не понравиться. Знакомств и связей у Варвары и Гордяны было куда больше, чем у пришлой степнячки, а значит, просто Лисяне не будет.