Сбросила туфли и уселась на тахту, по-турецки сложив босые ноги. Провела косынкой по тщательно отлакированным ногтям. К горлу подкатил комок обиды. Кому это здесь нужны ее, Оленькины, молодость и привлекательность? Морковным грядкам?.. А все мать: «Тетя Наля, тетя Наля!.. Поезжай…»

Что здесь хорошего? Тут только старухам сидеть.

Оленька представила себе, как тетка коротает на даче долгие осенние вечера. Сидит на веранде в своем старом кресле у настольной лампы, рядом чашка крепкого чая без сахара, на столе рукописи, корректура. Оленьке не понравились слепые, оттиснутые на плохой бумаге листы корректуры. Сколько там читать — ой-е-ей! Да еще такой скучный текст! А тетя Наля не только читает корректуру, еще и правит ее, оставляя на полях какие-то значки.

А за ситцевыми занавесками окна непроглядная темень осенней ночи, мечется ветер, путаясь в ветках старых черемух. И ни души вокруг, только одинокие огни в таких же домиках поодаль.

Что заставляет тетю Налю оставлять городскую квартиру, где и горячая вода, и ванна, и телефон, и тащиться каждый день с работы сюда, в такую даль? Ну, теперь-то она в отпуске. Хотя какой же это отдых?

Тут, на даче, она еще постоянно бралась за транзистор, не реже трех раз в день слушала последние известия.

— Зачем? — удивилась Оленька. — Ожидается какое-нибудь событие?

— Ну, а как же? — несколько даже растерянно, что было так несвойственно ей, отозвалась тетя Наля. — Надо же знать, как и чем живут люди? Это же, — она повела рукой, охватывая жестом зелень кустов, выцветшее небо и сопки, — еще не все…

…Поливая грядки, тетя Наля время от времени бросала шланг и прибегала на кухню, где у нее что-то варилось на плитке. Оказывается, она приготовила к ужину говядину тушеную с луком. Мясо получилось очень сочное и вкусное. Оленька попросила добавки, сказала сочувственно:

— Вы в отпуске, тетя Наля? Ну, разве так отдыхают? Вы же целый день не присядете.

— Нет, почему? — возразила тетя Наля. — Я даже и вздремну днем иногда.

«Минут двадцать», — усмехнулась про себя Оленька.

Тетя Наля поставила на стол к чаю тарелку пирожков и присела. Вообще-то она и за столом сидела мало, то вскакивала заварить чай, то достать что-нибудь из погреба. А теперь она села как-то основательно, словно бы надолго. Оленька почувствовала на себе ее пристальный взгляд.

— Я все хочу тебя спросить, — начала тетя Наля, — ты по желанию пошла на филологический или кто посоветовал?

— Что? Плохо знаю литературу? — насторожилась Оленька. Разговор, видимо, предстоял не из приятных, но он, вероятно, все равно когда-то должен был состояться. Во всяком случае, Оленька ждала его. — Читаю я мало, я и сама знаю.

Ее как-то никуда не влекло. Пошла в университет потому, что надо же было куда-то пойти. Ни про себя давно решила, что допустила ошибку. Учительницы из нее, кажется, не получится. Во всяком случае, в прошлом году у них была практика в школе и ей там что-то не очень «показалось». Ребята горластые, непослушные, в классе пахнет заношенной одеждой. Тогда, на практике, она твердо решила, что в школу она больше и носа не покажет. Куда угодно, только не в школу! Матери и никому другому об этом не говорила, а про себя решила. И теперь вдруг бухнула:

— Пошла, а теперь… локти кусаю. Какая из меня учительница?

— Да, — неожиданно согласилась тетя Наля.

Оленька боялась, что тетка примется ругать, как обычно в таких случаях поступала мать: «Безголовая, что ты раньше думала?!» Тетя Наля только помолчала сочувственно и сказала:

— Но ведь ты скоро кончать будешь? Пора и решать что-то.

Оленька пожала плечиками. Решать не хотелось. Она вообще по характеру была такая: всегда тянула до последнего. Так и курсовые писала и к экзаменам готовилась: завтра сдавать, а она только-только за учебники возьмется. И ничего, проносило. Как-нибудь и теперь все образуется. Она так и сказала тете Нале.

А тетка почему-то вдруг разволновалась, торопливо собрала использованную посуду и принялась мыть ее в голубой эмалированной миске.

— Как это образуется? Ты уже теперь должна решить, что ты будешь делать. Подготовить себя. Почитать, подобрать литературу. Обдумать хотя бы.

Оленька снова передернула плечиками. Подумала вдруг, что тетка еще и не так стара. Совсем не старая, хотя и седая. Глаза девичьи, открытые, живые.

Она составила чайные чашки в шкаф и обернулась.

— Ты хоть теперь-то понимаешь? Мать не очень-то помогла тебе своим воспитанием. Сколько мы с ней спорили, бывало!

— Как? — удивилась Оленька. — Мне же еще и пяти не было, когда меня увезли. Что я тогда понимала?

— Не так уж мало, — тетя Наля окатила кипятком из чайника миску и насухо вытерла ее чистой холщовой тряпкой. — Помнишь? Завтрак мать подавала тебе в постель. С этих завтраков все и началось. Тебе было трудно заставить себя встать с постели, пойти умыться. И потом, когда ты пошла в школу, выгладить себе передник, ленты для кос… В своей слепой любви мать не понимала, что творит зло. Теперь она это, кажется, поняла, спохватилась. Теперь она боится: как ты будешь жить? Работать? Какая из тебя получится жена, мать?

— Фу! — фыркнула Оленька. — Не будет у меня детей! Никогда! Эти пеленки… И вообще, замуж я не собираюсь.

— Вот как ты рассуждаешь! — тетя Наля взяла полотенце и отправилась к умывальнику в малинник мыть руки. Ее нисколько не пугали густые августовские сумерки. Вернувшись, она достала со шкафа клубок шерсти со спицами. Проговорила, продолжая разговор:

— Хорошо, сейчас с тобой папа и мама. А потом?

Оленька осмелилась и заметила, что вот ведь она, тетя Наля, тоже не завела себе семью! При этих ее словах худощавое лицо тетки словно окаменело, глаза сузились, усмехнулась чуть заметно:

— Я, так сказать, особь статья!

— Ну вот, — Оленька встряхнула белым золотом волос. Она и здесь, на даче, любовно начесывала их минут по двадцать. — Не нравится мне все это — стирка, плита. А эти жирные черепки — фу!

— Я тоже не люблю мыть посуду, — неожиданно призналась тетя Наля. — И еду готовить. Для себя. А других кормить люблю. Повкуснее стараюсь сделать. Поэтому и стряпать научилась.

Оленька чуть было не брякнула, что ей и для других не нравится готовить, но вовремя прикусила язык.

— Я в столовой буду питаться. И вообще, теперь и прачечные везде, и химчистка. Дома можно ничего не делать.

— Дома всегда найдется что сделать, — возразила тетя Наля. Спицы так и мелькали в ее руках. — Напрасно ты так себя настраиваешь.