из определенно вычерченных линий, резких складок-морщин и костистых выступов. Прежде всего бросались в глаза необыкновенно развитые надбровные дуги. Они поднимались круто над впалыми глазами и, если бы Тенгиз был помоложе, я бы сказал, что они придавали его лицу несколько демонический вид. Косматые седые брови были такой длины, что по краям завивались.

Пепельно-серые, с голубым оттенком глаза смотрели спокойно и ясно. В этих глазах поблескивала холодная сталь, но вместе с тем по временам в них вспыхивали горячие искры, мелькавшие на момент и снова исчезавшие. Бледно-желтые скулы были покрыты настолько тонкой кожей, что чудилось, будто сквозь нее проглядывает кость. Бескровные Тенгизовы губы прикрывались негустыми усами цвета золы. Такого же цвета борода пушистым веером обрамляла острый, немного выступающий вперед подбородок. В целом лицо Тенгиза производило впечатление иконы, написанной на старинном пергаменте.

При нашем приближении он поднялся с завалинки, на которой сидел. Он стоял, ожидая шедшего впереди других председателя суда, еще издали кивал ему головой и делал приветственный знак правой рукой. А на согнутом локте левой руки продолжал держать внука.

Потом я узнал, что внук этот, по имени также Тенгиз, любимый внук старика, зашиб ногу, сильно страдал и ни за что на свете не хотел отходить от дедушки. Пока не подошли все, Тенгиз не садился. Поздоровавшись с последним из приехавших гостей, он, сказав неизменное в таких случаях «ултур» (садитесь), сам же первый и сел. Замечу, что обыкновенно хозяин садится последним или совсем не садится. Но… но ведь это был Тенгиз! Тенгиз, чудо Балкарии, да я думаю и не только Балкарии… Перед нами сидел человек, родившийся в конце восемнадцатого столетия. В то время когда я его увидел, ему было более ста двадцати лет…

Скажу несколько отрывочных слов о Тенгизе…

Он был таубием. Ему было шестьдесят с лишним лет, когда произошло покорение Кавказа. Знаменитый Шамиль при нем начал свою жизнь и карьеру и при нем и закончил. Тенгиз вспоминал о Шамиле, как о небольшом эпизоде своей долгой и богатой событиями жизни. За время его жизни произошли войны, начиная с наполеоновских и кончая мировой войной 1914 года. Правда, он очень смутно представлял себе, что такое Франция? Или что такое Россия? О России он знал, что это самая большая страна на свете, что она управляется Белым Царем и часто воюет с Турцией. Эти войны причиняли ему беспокойство, так как он желал добра обеим сторонам.

Тенгиз рассказывал, что в его молодости были озера между Хуламом и Безенги. Теперь эти озера исчезли… Все его дети от первого, второго, третьего, четвертого, пятого и шестого брака, так же как и шесть предыдущих жен, – умерли. Один из внуков, почтенный старец, лет шестидесяти, жил в Безенги. Сорокалетняя внучка и несколько правнуков находились в Урусбиевском селении. Седьмой брак Тенгиза был более счастливым. Седьмая жена родила ему трех сыновей и одну дочь. Дочь была младшей в семье, ей было около двадцати лет…

Еще несколько лет назад Тенгиз ходил на турью охоту. Рассказывают случай, когда во время охоты пошел дождь, а вслед за тем ударил мороз. Горы превратились в ледяные катки. В охоте принимал участие начальник округа, плотный мужчина пудов на шесть. И вот он отказался идти. Лошадей не было. Тогда Тенгиз и его старший сын Кумук посадили отчаявшегося охотника на бурку и поволокли его вниз, в долину, по горным дорогам, представление о которых я дал выше.

И еще другой случай рассказывали мне в Безенги…

Когда ожидалось рождение третьего сына – Маштая, Тенгиз пошел на охоту. Была осень, и воздух, всегда чистый в горах, отличался хрустальной прозрачностью. И вот, Тенгиз увидел высоко над собою тура, с любопытством смотревшего вниз, на человека. Тенгиз сказал себе, что если ему удастся принести рога этого тура в свою саклю, то у него родится сын и сын этот будет выделяться среди других людей.

Он вскинул ружье и выстрелил. Огромный тур скатился к его ногам. Обрадованный охотник взвалил тура на плечи и принес его, истекающего кровью, еще теплого, домой. А на следующее утро родился Маштай…

Маштай! Маштай! Но о Маштае, моем саженном друге, который поднимал молодого коня так, как обыкновенный человек поднимает барана, – о Маштае я еще расскажу.

Мне показывали ружье Тенгиза. Старинное кремневое ружье, из которого он выстрелил в последний раз в год объявления войны. Выстрелил же он вот по какому поводу. Как только в наших краях появились раненые с австрийского и немецкого фронтов, тотчас же появились вместе с ними винтовки новых незнакомых образцов. В селении Безенги нашлись любители, которые уже к зиме 1914 года обзавелись коллекциями иностранного оружия. Любовь кавказца к оружию неистребима.

Как-то раз во дворе у Тенгиза собралась молодежь. Зашел разговор о преимуществах той или иной винтовки. Чтобы решить спор, постановили устроить состязание в стрельбе. Укрепили мишень. Ни одна из винтовок не обнаружила исключительного совершенства. Тогда Тенгиз подошел к спорящим и приказал им воткнуть в деревянную доску, служившую мишенью, булавку со стекляшкой на конце. Стекляшка эта блестела на солнце, что мешало прицелиться. Снова начали стрелять – в стекляшку. Но молодежь осрамилась.

Тенгиз молчаливо наблюдал ход состязания и потом вынес из дому свое кремневое ружье. Он стал на несколько шагов дальше других стрелков, долго целился и выстрелил. Блестящая точка, сверкавшая на доске, исчезла. Но из глаз Тенгиза полились слезы, глаза не выдерживали уже такого сильного напряжения. С тех пор Тенгиз не притрагивался к ружью.

…Во время падежа скота старейший из жителей Хулама – Баразбий посоветовал весь скот выгнать на пастбище и ждать естественного окончания эпидемии. Когда об этом сказали Тенгизу, он возмутился:

– Что за глупости говорит этот мальчишка! – сказал он. – Пусть каждый выделит скот из общего стада и ждет милости или гнева Аллаха!

Конечно, Тенгизов совет, хотя и более мудрый, чем совет хуламского старца, не был на высоте современных методов борьбы с эпизоотиями. Но весь интерес этого случая в другом. А именно в том, что хуламскому «мальчишке» было девяносто восемь лет… Очевидно, Тенгиз помнил его еще в ту пору, когда он не смел поднять на него глаза.

Этого «мальчишку» я видел несколькими днями позже и тогда же познакомился с его десятилетним сыном, как две капли воды походившим на отца.

Кем был Тенгиз? По рождению он был таубием. По религии – мусульманином. По роду занятий – горцем. Что такое быть по роду занятий горцем? О, это очень сложная вещь… Горец должен уметь