В этот раз крошечная шоколадка была в форме страуса. Когда Гвенди открыла холщовую сумку и взяла в руки пульт управления, она поразилась, какой он тяжелый, даже в условиях невесомости. Раньше он не был таким тяжелым, он казался значительно легче даже внутри чемоданчика из прочной стали. Гвенди не знала, в чем дело, – и не хотела вникать. Она давно поняла, что с пультом управления нет ничего невозможного.

Решение она приняла еще до того, как набрала семизначный код, отпирающий чемоданчик с маркировкой «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», и когда чемоданчик открылся, не медлила ни секунды. Вынула пульт управления, поставила его к себе на колени и без лишних раздумий сдвинула крошечный рычажок слева, рядом с красной кнопкой. Сдвинула и подумала: Если ты наблюдаешь за мной, Фаррис, можешь поцеловать мою тощую белую задницу.

Из прорези на передней панели беззвучно выдвинулась узенькая деревянная дощечка. Гвенди взяла шоколадного страуса и сразу закинула в рот, не дав себе времени рассмотреть все тончайшие детали. Она закрыла глаза, наслаждаясь знакомым восхитительным вкусом, тающим на языке. Съев шоколадку, она чуть было не сдвинула рычажок еще раз, но все-таки устояла перед искушением. Не надо испытывать удачу. Она и так уже сделала то, чего делать не стоило.

Когда Гвенди уединилась в своей каюте – уверив встревоженного Берна Стэплтона, что с ней все в порядке и ей просто нужно немного отдохнуть, – когда она устроилась поверх смятого покрывала на койке и пристегнулась ремнями, то и думать не думала о пульте управления и его волшебных шоколадках. Ей просто хотелось закрыть глаза и притвориться, что мир ненадолго исчез. Она была полностью истощена – и физически, и морально, – и ей было страшно. Вопреки мнению Кэти Лундгрен и Берна Стэплтона Гвенди отчаялась вовсе не из-за пожара в Касл-Роке, хотя он, конечно, прибавил тревог. Просто все навалилось одновременно. Ее беспокоила видеоконференция. Одна оплошность – и все пропало. У нее разрывалось сердце. Она подружилась со многими членами экипажа, но только теперь осознала, как ей одиноко в этом полете. После гибели Райана прошло уже почти семь лет, но при одной мысли, что он не ждет ее дома, она чувствовала себя потерянной и неприкаянной. И был еще мозговой ступор. Тоже немалый повод для тревог. После карантина – и особенно после посадки на борт «Орла-19» – приступы «отключения мозга» случались все чаще и чаще, и это очень пугало Гвенди. Она уговаривала себя, что это из-за стресса. Но в глубине души знала, что причина в другом. Каким-то образом пульт управления проник в ее замыслы и пытался остановить ее прежде, чем они доберутся до МФ-1.

Прикоснувшись к записной книжке в кармане комбинезона, Гвенди подумала: Сколько еще пройдет времени, пока я не забуду обо всем, кроме слов в этой книжке? И как быть, когда я забуду все буквы и разучусь читать?..

При одной только мысли об этом ей хотелось кричать. Или рвать на себе волосы. Или и то и другое вместе. Устроившись на койке, глядя на закругленный потолок каюты, борясь с подступающим головокружением, она все-таки задремала. И ей приснился сон…

Гарет Уинстон сидит по-турецки на полу под своим иллюминатором. Других членов экипажа не видно, на корабле царит жутковатая тишина. Уинстон почти полностью голый, не считая обвисших грязных трусов. Его жирная грудь с ярко-розовыми сосками заросла черными курчавыми волосами. На его бледных рыхлых коленях лежит пульт управления, и на первый взгляд кажется, будто он залит кровью. Но, присмотревшись получше, Гвенди видит, что толстые пальцы-сардельки Уинстона испачканы растаявшим шоколадом. И его рот, и все три подбородка. Он весь по уши в шоколаде. Уинстон тянет руку и сдвигает правый рычажок. Из прорези на передней панели пульта выезжает дощечка с крошечным шоколадным осликом. Уинстон хватает его и запихивает себе в рот, громко причмокнув губами. «Вкуснота», – восклицает он, вскинув руку над головой и вытянув вверх указательный палец. А потом – Гарет Уинстон никогда не упустит возможности сделать картинный широкий жест – нарочито медленно опускает руку, вращая пальцем в воздухе, пока палец не упирается в красную кнопку. Уинстон хихикает – коричневая от шоколада слюна течет по его подбородкам и капает на колени – и нажимает кнопку. Один раз. Второй. Глядя на Гвенди, он улыбается, демонстрируя зубы, испачканные шоколадом, и ревет во всю глотку: «Ну вот! Теперь я властелин мира!»

Дернувшись под ремнями, Гвенди проснулась с криком ужаса, застрявшим в горле, – и поняла, что надо делать.

– Тридцать секунд, – говорит Кэти Лундгрен.

Гвенди украдкой косится на Уинстона, который сидит в своем кресле и смотрит в другую сторону. Она проверяет по экрану планшета, все ли в порядке с зубами – да, они чистые, не испачканные шоколадом, – и делает медленный, ровный выдох.

– Была не была.

Она держит палец над иконкой «ВИДЕОТРАНСЛЯЦИЯ» и слушает, как Кэти Лундгрен отсчитывает оставшиеся секунды:

– Пять… четыре… три… два… один… поехали!

Гвенди широко улыбается и жмет на иконку.

– Я приветствую юных землян с борта космического корабля «Орел-девятнадцать Тяжелый». Меня зовут Гвенди Питерсон, я сенатор от штата Мэн, и сегодня я буду вашим экскурсоводом. Но прежде чем я покажу вам удивительный вид из этого иллюминатора, позвольте представить командира нашего корабля, мисс Кэти Лундгрен. Кэти, поздоровайтесь с ребятами! Трех джентльменов, сидящих слева от меня, зовут…