Глава девятая

Текущие дела

К своему удивлению, господина исправника я не застал, хотя обычно, в это время, Василий Яковлевич сидел в своем кабинете и разбирал бумаги, накопившиеся за предыдущий день — рапорта урядников, сообщения о происшествиях и мало-мальски значимых событиях, случившихся в уезде. Череповецкий уезд большой, а дел, за которые отвечает полиция много — от жалобы крестьянина на обман со стороны заезжих торговцев и до пожаров. Все это приходится разбирать и делать выводы — отдать приказ урядникам произвести расследование, установить — имелся ли обман и что являлось причиной пожара? Случайность, чья-то безалаберность или умысел?

— Его высокоблагородие сказал — сам не знает, когда освободятся, — сообщил мне канцелярист, протиравший штаны в канцелярии. С укором посмотрев на меня, добавил: — Работы нынче много. Господин исправник обыски проводит у злоумышленников. Половина канцелярии вещественными доказательствами завалена и все городовые в разъездах.

Ну да, это я виноват, что у его начальника добавилось дел. Мало арестовать и допросить грабителей, так теперь требуется изъять украденные в церквях предметы культа. Половина не половина, но угол в канцелярии был завален священными предметами — серебряными и золотыми (или позолоченными?) ковчегами, дискосами и прочим. У череповецкой полиции теперь будет дело — отыскать владельцев. В общем, все в трудах, а судебный следователь, понимаете ли, устранился от дел.

— А ты почему здесь? — строго спросил я. — Начальник, понимаете ли, трудится, а ты отдыхаешь?

Канцелярист, вообще-то, кандидат на получение вожделенных петличек коллежского регистратора, тоже должен принимать участие в обысках, а не только сидеть и ждать шефа, открыл рот, собираясь оправдываться — не сам же он здесь сидит, а по приказу, как в приемную явился надворный советник Каэтан Иванович.

— Господин Чернавский, — радостно сказал Каэтан Иванович, увидев меня. — Услышал знакомый голос, подумал — давно не виделись. Не соизволите ко мне зайти? Хотел с умным человеком посоветоваться.

Чего бы не соизволить, соизволю. А про то, что я умный — приятно слышать.

Каэтан Иванович — полицейский чиновник лет сорока пяти, помощник Василия Яковлевича (по меркам моего времени — заместитель) носивший редкое для наших мест имя, да и фамилия у него интересная — Щука, отличался крайней сдержанностью и нерешительностью. Я, хоть и знал о его существовании, но видел Щуку настолько редко, что сомневался в его существовании. В основном, господин Щука занимался ревизиями ветеринарных лечебниц и земских больниц. По части соблюдения инструкций он был дока!

Во время отлучек начальника — а тому полагалось два раза в год совершать объезд вверенного ему уезда, когда полицейская власть в городе переходила в руки помощника, Каэтан Иванович не делал форменным образом ничего! Даже странно, что Щука дослужился до надворного советника. Хотя, почему странно? Сидел Каэтан Иванович в управлении исправника почти двадцать лет, вырос от простого канцеляриста до помощника исправника, занимался любимым делом, ни с кем не ссорился, взысканий не получал, вот и дослужился до высокого чина. Хорошо, что на случай каких-то серьезных событий в Череповце имелся пристав Ухтомский. Антон Евлампиевич, хотя и был по должностной лестнице ниже, чем Щука (образно говоря — замначальника РОВД и старший участковый инспектор), но все знали, что случись что-то серьезное, надо обращаться к приставу.

Абрютин мне говорил, что Щука родом из Владимирской губернии и мечтает спокойно досидеть до полной пенсии, вернуться на родину, купить там домик и развести яблоневый сад.

Кабинет Каэтана Ивановича располагался напротив кабинета исправника. Пригласив меня сесть, помощник исправника уселся сам и придвинул мне бумагу.

— Если вам не трудно, посмотрите. Василий Яковлевич, пока он занят, поручил мне заниматься текущими делами, — сообщил Щука. — Ломаю голову — что с этим делать? Может, себе возьмете?

'Его Высокоблагородию г-ну Череповецкому исправнику Абрютину

От помощника полицейского урядника Ольховской волости

Крестьянин села Досифеевская Феодосий Басалаев заявляет, что его дочь Пелагея 15 лет находилась в услужении у вдового священника села Досифеевская — настоятеля Пусторадицкой церкви отца Иоанна Содина.

В ночь с 10 на 11 февраля с.г. священник поимел покушение на изнасилование оной девки. Дом был заперт и Пелагея убежала через повить в одной рубашке и босиком.

Священник последнее время предается сильному пьянству.

Помощник урядника Мокшанихин'.

— М-да, неприятная история, — сказал я, ознакомившись с бумагой. — Но себе я рапорт не возьму. Нет оснований, чтобы дело открыть. Если даже официально в суд передадите, вам эту бумагу вернут. Все со слов — никакой конкретики. Дела об изнасилованиях только с письменной жалобы заводят. Мокшанихину следовало взять объяснение с девочки в присутствии ее отца, опросить родителей, взять у них жалобу, да и самого священника следовало опросить. А так, разве что, помощнику урядника нагоняй дать — почему он ничего не сделал?

— А что он должен был сделать? — удивился Щука.

— Да хотя бы воспитательную беседу с батюшкой провести, — хмыкнул я. — Сказать тому — святой отец, пить бросай, а иначе последствия будут нехорошие. Урядники, они не только карательные, но и воспитательные функции исполняют.

— Да как он скажет-то? Священник, чай, да еще и настоятель. Знаю я эту деревню, Мокшанихин в ней вырос. Как он такое батюшке говорить станет? Не мужик ведь, какой-нибудь.

Чисто по-человечески помощника урядника понять можно. Полностью отмахнуться от жалобы крестьянина он не мог, но и провести какие-то действия постеснялся. Батюшка в деревне — фигура очень авторитетная. Но из-за подобных случаев священники и теряют авторитет. Еще хорошо, что Мокшанихин рапорт написал. Если батюшка начал пить, то слова помощника урядника не подействуют. Нужно что-то посерьезнее.

— Я бы, Каэтан Иванович, сделал копию рапорта, отправил бы ее благочинному, да от своего имени присовокупил — отца Иоанна нужно срочно переводить из Пусторадицкой церкви в другой приход, а то и расстричь от греха подальше. Вдовый священник, предающийся сильному пьянству. Опасное сочетание.

— Отца Иоанна я знаю. Добрейший человек, детей у него трое. Вот, как матушка померла, так малость и того… переживает очень. А переводить? Это же на новое место уезжать, обустраиваться. А у него трое детей, да без матушки.

— А нам-то что делать? — хмыкнул я. — Мне потом дело открывать об изнасиловании? Или, того хуже, об убийстве священника мужиками? Надо было отцу Иоанну в прислуги не девчонку брать, а бабу постарше, да поопытнее, которая удирать не станет. Может, вдову какую.

—