Шрифт:
Закладка:
Прохожусь до кафедры, но и там никого. И уже понимая, что к чему, спускаюсь по лестнице вниз к деканату, вот только у входа сталкиваюсь с ним. Какая встреча! Мэр нашего города, епт. Язык не поворачивается назвать его отцом. Какой он мне отец? Никакой, я его толком и не видел никогда, если бы не мать с бабушкой, то и выросло бы не пойми что. Хотя может так оно есть, но я, по крайней мере, хоть с базовыми нормами морали вырос.
Белов одет, как всегда, так, как будто в театр собрался. По этому человеку сказать можно одно — дорого и богато, ну и что палец в рот не клади — по локоть откусит. Мне бы гордиться им, потому что по факту есть чем, но я готов глаза себе вырвать, лишь бы не видеть его, и уши залить бетоном, лишь бы не слышать ничего.
—Ну здравствуй, сын, — меня коробит от такого обращения. Но он всегда называет меня исключительно сын, будто бы имени у меня нет.
Поднимаю голову, ощущая напряжение во всем теле, словно я перманентно под двести двадцать. Ненависть, бурлившая внутри, начинает кипеть сильнее, выплескиваясь наружу. Меня в нем все заставляет хотеть убивать, все, даже то, что мы с ним похожи. И себя я порой за этой ненавижу. Потому что не хочу быть таким, как он. Таким куском дерьма.
—Не на такую встречу я рассчитывал.
—Я вообще ни на что не рассчитывал, — бросаю грубо, отворачиваясь.
—Не хочешь сказать «спасибо», что ты сын мэра, и любые вопросы решаться будут по щелчку? — ухмыляется, одаривая меня снисходительным взглядом.
—Знаешь, мэр, я бы и сам все решил, мне для этого необязательно даже носить твою фамилию, — обхожу здоровую махину в лице Белова, но меткие слова долетают спины.
—Внешность у нее, конечно, на миллион, но ты бы мог быть поаккуратнее? Не маленький же вроде, должен понимать, что к чему.
Стоп. Он сейчас о Васе? Тварь. Естественно, он обо всем в курсе, сука, я бы очень удивился, если бы он не понимал ситуации. Вот же тварь. Зная загребущие руки отца, Василису от него надо держать как можно дальше, эта мерзость своего не потеряет никогда и испортит все светлое, что только может быть.
—Ты не думай, пожалуйста, что хоть что-то в этом городе может остаться без моего внимания.
Разворачиваюсь рывком и несусь в сторону Белова. Руки смыкаются на его шее, но мне мгновенно прилетает ответный захват.
—Пасть закрой и даже думать не смей о Васе в таком ключе. Я тебя закопаю!
—И ты сразу понял, о ком я, хотя вокруг тебя вьются многие. Интересно, сын. Ударь, чтобы легче стало. И я тебя ударю, обоюдно выпустим пар, — ухмыляется, а затем и посмеивается, но не дает отпор, так оборона, не больше.
Он в прошлом боксер, и даже сейчас спустя столько лет в кабинете для отдыха висит груша. Раньше он учил меня многому, раньше, пока я не узнал, что он чудовище во плоти. До того момента, как понял, кто на самом деле мой отец.
Нам подраться — легче простого, опыт был, но сейчас я сдерживаюсь, потому что не смогу остановиться. Я не смогу остановиться, а мне надо думать о другом. О другой. Только ее благополучие сейчас имеет смысл. Сцепив зубы, отталкиваю от себя Белова. Даже мысленно он мэр Белов.
—Хорошая хватка, но ты действуешь эмоциями, сын, а нужно включать холодный расчет.
—Я рад, что не похож на тебя. И я тебе не сын.
Сцепив руки в кулаки, втягиваю носом воздух. Нет, чужой мужик. Только этот чужой мужик сейчас смотрит на меня деловито-надменно, глаза горят огнем, и в них непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Черта с два.
—Ты похож на меня больше, чем думаешь.
—Хер там валялся.
Ухожу, понимая, что нервы накалены до предела, когда вижу перед собой этого умника, который только недавно давил на меня авторитетом, а теперь расплывается в улыбке, потому что видит мэра. Еще бы, иначе никак. Такие по-другому не умеют и никогда не сумеют.
Заваливаюсь в кабинет и мгновенно понимаю, что здесь Василиса. Взгляд сразу бешеным зверем рыскает по окружающему пространству и выхватывает цель. Напуганная, бледная, как стена, а еще с пугающей пустотой в глазах. Малыш, все будет хорошо, не грусти. Хочется подойти и обнять, но вместо этого стою на месте, жадно рассматривая каждый открывшийся мне сантиметр бархатной кожи.
Белов ведет разговор умно, трезво, и только при такой близости с Влащенко я могу не думать о том, какой он мудак, просто все мои мозги расплавились и стекают на пол. Когда я превратился в придурочного имбицила? Это же долбануться о стенку можно, как я докатился до такого?
Рассматриваю покусанные губы и вспоминаю их сладкий вкус. Я стал торчком с ней. Мне все мало, дорвался однажды, а теперь хрен оттащить за уши. Так бы и трогал, так бы и слизывал. В голове начинается бум, все тело вибрирует. Мне надо с ней поговорить, просто поговорить и успокоить. Я же все решу, как только увижу Пиранью. Ее-то в этом кабинете и нет, как это так, не пришла покрасоваться своим торжеством величия?
Ничего, я до тебя доберусь. В том, что во всем виновата эта дрянь, у меня сомнений нет.
Вася тем временем смотрит на меня уже испугано, словно боится, что я вычудить могу что-то, но нет, малыш. Я не сделаю ничего, мы поговорим потом, потом, когда выйдем отсюда. Будем долго говорить, а потом я буду тебя трогать и целовать. Чтобы снова увидеть пылающие губы, яркий румянец на щеках и разливающийся огонь в глазах. Это все потом, малыш.
Подрагивающие ладошки сжимаются и разжимаются, такие маленькие, и Вася вообще словно Дюймовочка, с такой надо осторожно, а то я и раздавить могу.
Диалог сильного мира сего и мелкой сошки заканчивается. Да, папаня неплохо умеет размазать человека по стенке так, чтобы след еще долго мозолил глаза остальным, так, чисто для профилактики. Чтобы не повадно было. Эффект разорвавшейся бомбы есть, мы с Беловым выходим из кабинета на «милую беседу». Видит Бог, я бы лучше вмазал ему, но сейчас реально не до этого. Есть
