Объяснять всё это связно было не только смертельно опасно, но и невозможно. То, что Булгаков вспомнил и описал только небольшой киевский эпизод («Белая гвардия») было не только чувством самосохранения, но и чувством меры. Нет ничего более отвратительного, чем справедливо несуществующий жанр «трагедии положений». В трагических событиях должен быть внутренний смысл и их должно быть немного. Таков жанр.

XVI

При всём сходстве биографий между Булгаковым и Катаевым была существеннейшая разница не только в возрасте, а и в отношениях с властями. У Булгакова не было большевистской протекции, а у Катаева она была.

В 1920 году коммунистической агитацией в Одессе заведовал Владимир Нарбут. Он привлёк к работе выпущенного из ЧК Катаева, а также Олешу, Багрицкого и прочих молодых одесситов. Между ними быстро завязались неформальные отношения.

Вскоре Нарбут переместился в Харьков (куда взял Катаева и Олешу), а затем (в 1922 году) в Москву. Он работал в центральном аппарате Наркомпроса, в 1924 году стал заместителем заведующего печати при ЦК РКП(б), а с января 1927 и одним из руководителей РАППа.

Фактически Нарбут был членом тусовки «гудковцев». Он был женат на Серафиме Суок, которая ушла к нему от Олеши (и послужила прообразом девочки-куклы в «Трех толстяках»), сам Олеша затем женился на её сестре, а ещё на другой сестре был женат Эдуард Багрицкий.

Кроме всего прочего Нарбут входил в руководство нескольких крупных изданий, включая масонский журнал «Вокруг Света» и юмористические «Тридцать дней». В «Тридцати днях» были впервые опубликованы и «Двенадцать стульев», и «Золотой теленок».

Личность Нарбута весьма примечательна. Когда ему было два года, отец, польско-украинский дурак, решил пошутить и гаркнул сыну в ухо. Ребенок остался заикой. В 15 лет Нарбут наступил на ржавый гвоздь, началась гангрена, и хирург вырезал ему часть ступни. Сильная хромота осталась на всю жизнь.

Достигнув половой зрелости Нарбут решил: «надо нАчать» и написал поэму «Аллилуйя» — бессмысленную шевченковскую муть, которую проклятый царизм меланхолично изъял из продажи за порнографию. Порнографии там никакой не было, просто использовались цитаты из Библии, что сочли кощунством. В общем «Пусси Райот» с зоологическим музеем в храме Христа Спасителя.

А над люлькой — приземистой мамки

щепетильная дмётся копна:

в ней — нудота потрепанной самки

да пыхтенье пудового сна.

И, тягая из кофты грязнющей

гретый мякиш с прижухлым стрючком,

утоляет прорыв негниющий —

идиота с набрякшим лицом.

Невдомек ротозейке-неряхе,

молоко отдоившей из гирь

(иль из дуль, впрок моченных?), — что взмахи

перепонок вздымает во мраке

захлебнувшийся пойлом упырь;

что при гноте жестяной коптючки —

в жидком пепле — дитенок чудной

всковырнется и липкие ручки,

как присоски при щедрой получке,

лягут властно на плечи, и — вой…

Читал стихи Нарбут с украинским геканьем. После удачного эпатажа он отправился с Гумилевым в Африку («крокодилы-бегемоты, обезьяны-кашалоты»), дабы отполировать «сатанизьм».

В 1917 году Нарбут подался в самостийные эсеры, и в январе 1918 ему отстрелили кисть левой руки. По его словам на имение напали местные трудящиеся, всё разграбили, убили брата-офицера, а Нарбута недосмотрели и потом приходили в больницу извиняться, узнав, что он, в отличие от брата, за трудящихся.

Что там было на самом деле, установить сложно, весьма вероятно что Нарбут неудачно ширнулся, и после укола в вену началась гангрена кисти, тем более что у него была предрасположенность к такого рода осложнениям.

Как бы то ни было, потеря кисти придала законченный блеск картине: хромой лысый заика с черной перчаткой-протезом, путешественник по Африке, пострадавший от царизма за сатанизьм и порнографию.

Нарбут окуклился.

Теперь можно было работать с творческой интеллигенцией, что Нарбут и делал.

В 1928 году Нарбута задвинули. Оказалось, что в 1919 году он попал к белым, и на допросах показал, что большевиков ненавидит и боится, а сотрудничает с ними из-за денег. Как я уже писал выше, в этом не было ничего особенного («ну не любите вы советскую власть — а за что её любить?»). Поскольку речь шла о мягкой опале в рамках антибухаринской кампании, с Нарбутом ничего особенного не сделали, только исключили из партии, сняли с ответственных постов и ненадолго сослали. Его окружения это тоже не коснулось. Убили Нарбута, как полагается, в 1937 году, пришив украинский национализм. Отмазать Нарбута в 1928 от связи с беляками было легче легкого: «А если это задание?». Конечно при желании. Желания в силу ряда причин не было.

Считается, что Нарбут один из прототипов Воланда. Это и верно, и нет. Он скорее похож на мелкого бесенка из свиты. Но как тип личности, как определённый тип культурного функционера, это конечно оно.

Я сейчас скажу важную вещь, вероятно, её будет трудно понять, но тем не менее.

Пока не создана государственная идеология (на что требуется лет двадцать), в государстве-новичке используется слепое управление, когда люди понуждаются что-то говорить и делать простыми приказами, идущими из темноты. Мол, надо делать то-то и то-то, а почему — не ваше дело. По кочану. Литературный процесс в СССР стал осмысленно развиваться только после того, как было создано первое поколение советских читателей и возникла советская литературная традиция. Следует понимать, что для 1926 шестнадцатый год, это то же, что для нас год 2006, а для 1936–1996. Однако культура 1926 года по сравнению с шестнадцатым абсолютно другая. Кто же её будет поддерживать и воспроизводить? Спецы, которые ей чужды, но которые слепо выполняют чьи-то приказы, им самим не понятные (потому что они не видят контекста и не видят людей, которые их отдают). По другому не может быть.

У Булгакова есть воспоминания о том, как опубликовали «Белую гвардию». Это рукопись «Тайному другу», датирующаяся 1929 годом. Булгаков описывает, как к нему явился Воланд и предложил опубликовать «Белую гвардию». Это и есть начало работы над «Мастером и Маргаритой». Сцена